Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она вскрикнула, дернулась и открыла глаза.
На нее встревоженно смотрели несколько ребят и девчонок. Один, рыжеволосый, кудрявый, какой-то необыкновенно толстощекий, держал в руке большую белую кружку.
Когда Лёлька открыла глаза, рыжеволосый сделал громкое глотательное движение – и щеки его разом похудели.
Лёлька поняла, что он уже набрал воды – снова брызнуть ей в лицо, а теперь проглотил.
– Привет, – буркнул рыжий, утирая рот свободной рукой. – Жива?
Лёлька кивнула, глядя на него с ужасом.
– Да брось! – сказал мальчишка с досадой. – У Лины самые нелепые шутки в мире. Никакие мы не убийцы, никакие не преступники. Ну, в смысле…
Он вдруг сморщился и озадаченно огляделся.
Остальные отводили глаза.
– Во всяком случае, в реале, – быстро проговорил мальчишка. – А что кому снится – это чепуха. Ясно?
Лёлька помотала головой. Вообще-то на ее месте так поступил бы каждый. Но все же главное она поняла: эти ребята и девчонки не собираются прямо сейчас резать ее или душить.
Может, даже и не соберутся никогда.
На маньяков они не слишком-то похожи…
С другой стороны, Лёлька что, знакома хоть с одним маньяком?! «Судьба Онегина хранила» – как сказал бы папа.
Хотя ночью, наверное, надо быть поосторожней с этими новыми знакомыми. Всякие психозы вроде бы именно по ночам обостряются.
Ей помогли встать.
Со всех сторон звучали имена: с ней знакомились, и она тоже тупо повторяла: «Лёлька, Лёлька…» – заодно пытаясь запомнить, что рыжего мальчишку, который брызгал ей в лицо водой, зовут Стюарт, а вон того, длинного и худого, – Захария, что красивая золотоволосая девочка – это Мадлен, брюнет с большими карими глазами – Гаэтано, коротко стриженная, угрюмая – Оксана, маленькая, похожая на куколку, – Труди, стройный, смуглый, узкоглазый – Джен…
В первую минуту Лёльке показалось, что их тут не счесть. Потом сообразила, что около десяти.
Лёлька быстро переводила глаза с одного на другого, пытаясь понять, почему все иностранцы – а ведь тут было немало иностранцев: этот Гаэтано, наверное, итальянец, Стюарт похож на англичанина или американца, Джен – конечно, китаец – так хорошо говорят по-русски. То есть вообще без акцента!
Или они здесь уже очень долго, поэтому научились? И ей тоже предстоит пробыть здесь долго?!
– Вы здесь уже давно? – спросила Лёлька, ни к кому особенно не обращаясь, испуганно вглядываясь в лица.
Ответил Стюарт:
– Не особенно. Но здесь очень быстро привыкаешь чувствовать себя как дома.
– Слабо верится, – пробормотала Лёлька.
– А ты поверь, – посоветовал Стюарт. – Так проще жить! – И добавил: – Кстати, у тебя замечательный английский.
– Что? – тупо моргнула Лёлька. – Какой еще английский?! У нас в школе французский…
– И французский отличный, – усмехнулась золотоволосая Мадлен.
– И итальянский, – весело добавил Гаэтано.
– А также немецкий, – хихикнула Труди.
Лёлька слышала со всех сторон голоса, уверявшие, что у нее классный испанский, иврит, украинский и даже китайский.
– А я думала, это у вас у всех отличный русский, – дрожащими губами произнесла Лёлька.
– Каждый из нас говорит на своем родном языке, – пояснил Стюарт. – Но мы отлично понимаем друг друга. Ведь мы в совершенстве узнаем чужой язык в ту же минуту, как слышим хоть слово, произнесенное на нем.
– Но как… как же это может быть?! – воскликнула Лёлька.
Стюарт пожал плечами:
– Ноубоди знает! Это только один из фокусов нашего Корректора. Ты Лину хорошо понимала? Ну вот! А она, между прочим, из Финляндии. Финский считается одним из самых трудных языков. А вот еще прикол хочешь? Где был вход в Корректор?
– В смысле? – озадачилась Лёлька. – В дверях, где еще! И там было крыльцо такое…
Кто-то засмеялся, но Стюарт нахмурился, и смешок смолк.
– В смысле в каком городе находился Корректор, в который ты попала? – уточнил Стюарт. – В России, я правильно понял?
– Ну а где же еще?! В России, недалеко от Нижнего Новгорода. А почему ты спрашиваешь?
– Да потому! – усмехнулся Стюарт. – Я жил в Чикаго, к примеру. Там же был и санаторий, куда меня отправили как бы лечиться. Санаторий оказался Корректором. Джен вон вообще из Шанхая. И в Корректор попал там же. Мадлен – из Ниццы, Лина – из Хельсинки… Ну и так далее. Мы входили в разные здания в разных городах и разных странах – но оказались все в одном месте.
Лёлька покачала головой.
– Не веришь? – усмехнулся Стюарт.
– Не знаю… как-то в голове не укладывается…
– Ничего, привыкнешь! – ободряюще сказал Стюарт. – Честное слово! Вот у кого хочешь спроси!
Лина огляделась.
Ребята весело кивали ей:
– Привыкнешь, привыкнешь!
– А где Лина? – спросила Лёлька, не увидев знакомого лица.
– Спустилась на первый этаж, – сказал Стюарт. – Обиделась, что мы тут на нее все заорали, когда ты в обморок хлопнулась. К тому же она сегодня дежурная. Теоретически, должна встречать новеньких – вдруг еще кого-то привезут.
Почему-то Лёльке стало чуть полегче от мысли, что сюда могут еще кого-то привезти.
Стюарт – похоже, он был здесь кем-то вроде старосты – сказал:
– Девочки, покажите новенькой свободную комнату, а то у нее ужин скоро. – Повернулся к Лёльке: – Первый ужин – нормальный. В столовой. Потом будешь в столовой только завтракать, остальное готовить сама.
– Почему? – удивилась Лёлька. – Из чего? Где я буду брать продукты?
– Узнаешь, – многозначительно сказал Стюарт. – Скоро ты все узнаешь!
– Нет, ну тебе трудно объяснить, что ли? – разволновалась Лёлька. – Тут у вас сплошные непонятки!
– Дальше их еще больше будет, – «успокоил» Стюарт. – Но ты сама все довольно быстро поймешь – со временем. А если сейчас тебе рассказать – в ступор впадешь. Так что…
– Ее в какую комнату отвести? – перебила Труди. – Где Адам жил?
– Да, конечно, – кивнул Стюарт. – Там хороший вид из окна. На березки. Успокаивает!
– А этот… Адам… он теперь где? – спросила Лёлька. – Почему он в своей комнате больше не живет? Он выписался? Выздоровел?
Труди прыснула, однако Стюарт так глянул, что она умолкла, словно подавилась.
– Ну… – начал Стюарт, но запнулся.
Пожал плечами. Огляделся, словно хотел, чтобы Лёльке ответил кто-то другой, но все молчали и отводили глаза.
Тогда Стюарт вздохнул и пояснил: