С возрастом он научился бороться с ожиданием. Потраченное на него время, считал он, лучше использовать на действия.

В полдень он вызвал к себе капитана «Лукулла» и велел ему поднимать якоря.

— Куда? — спросил капитан.

— В Галлиполи.

— Но французы меня предупредили, что для выхода в Мраморное море необходимо получить разрешение оккупационных властей.

— Черт знает что! — вспылил Врангель. — Они пытаются также не выпускать меня на берег. Говорят, во избежание каких-либо неприятностей, я могу иногда погулять где-нибудь за городом, и лучше в штатском платье. Эдаким Рокамболем! — и добавил: — Но оказывается, что я и плыть на своей яхте никуда не могу?

— Выходит, так, ваше превосходительство, — согласился капитан и затем предположил: — Может, боятся за вашу безопасность.

— Они просто хотят запереть меня в каюте, чтобы я ничего не предпринимал. Вероятно, они думают, что мы ничего не знаем о Севрском мирном договоре, — Врангель поднял взгляд на капитана: — Вы-то с ним ознакомлены?

— Да, конечно.

— Так чего же мы боимся! Мраморное море, равно как и проливы, объявлены свободными для мореплавания всех стран. Или вам надо их особое распоряжение? — распалял себя Врангель.

— Так что, на Галлиполи? — вместо ответа еще раз спросил капитан.

— Да.

Покидая каюту, капитан остановился у двери, спросил:

— Ну, а если они все же задержат нас, ваше превосходительство? Надеюсь, вы расскажете им об этом договоре?

— На Галлиполи! — свирепо повторил Врангель.

Вскоре на нижней палубе и по трюму яхты забегали матросы, заработал двигатель, и «Лукулл» стал медленно пробираться среди густо заполнивших залив русских, английских и французских военных кораблей.

Врангель поднялся на палубу. Вскоре, покинув свою каюту, к нему присоединился и Котляревский, с недавних пор он тоже обитал на «Лукулле». Он огляделся вокруг и даже прикрыл глаза от бьющего в них ослепительного света.

Парусники, серые и мрачные громады военных кораблей, и даже сам Константинополь — все это в одночасье приобрело праздничный вид. После двух суток нудного мелкого осеннего дождя выглянуло солнце, и все вокруг вдруг засияло, заблестело и, как в зеркале, отразилось в спокойных водах залива.

Врангель, поднеся к глазам бинокль, рассматривал корабли союзников. Не в пример первым дням, когда эскадра только появилась в заливе, сейчас мало кто обращал внимание на русские суда.

Тогда, овеянные фантасмагорическими слухами о тяжелом, но романтическом поражении, они вызывали жгучий интерес. Сейчас же к ним привыкли: у русских издавна все не так, то рабочих где-то, в каком-то захолустье, расстреляют, то переворот устроят и назовут его революцией, то на императора своего руку поднимут. Ладно, расстреляли бы только царя, нет же, казнили всю семью, вместе с пятью малыми детьми.

Вот и рассматривали их в бинокли, ожидая увидеть звероподобных, похожих на медведей, волосатых свирепых мужиков. А они, оказывается, ничем особенно не отличаются ни от французов, но от англичан — такие же веселые и печальные, так же страдающие от голода и холода. Обычные люди. И интерес к ним постепенно угас.

Врангель скользнул биноклем в сторону константинопольских причалов, туда, где был пришвартован «Вальдек Руссо», и глаз в глаз встретился сразу с четырьмя биноклями, направленными на него. Должно быть, и адмирал Дюмениль, и граф Де Мартель, и генерал Шарпи и их именитые гости пытались понять смысл маневра «Лукулла».

— Ну, что смотрите?.. Смотрите! — услышал Котляревский тихий, но гневный голос Врангеля. Он догадался, кому адресовались эти слова, и понял: командующий взбунтовался. А он тем временем продолжил: — А вот спрашивать у вас, как нам жить — увольте!

— Вы о чем, Петр Николаевич?

— Что? — Врангель не сразу понял, о чем его спрашивает Котляревский, и лишь спустя какое-то время, слегка поостыв, сказал: — Они, видите ли, решили, что я, прежде чем сделать какой-то шаг, буду у них испрашивать разрешение. Не-ет, господа хорошие! Уважая ваши, мы все же будем жить по своим, российским законам.

— Но в чем конкретная причина вашего недовольства?

— Мне необходимо посетить Галлиполи. Но выясняется, что без их разрешения меня не выпустят из залива.

— Вероятно, это требование распространяется не только на нас, — примирительно предположил Котляревский.

— Они просто хотят нас унизить, — Врангель не слушал довода Котляревского. — Указать нам наше место — в собачьей будке.

Котляревский знал, в такие минуты Врангель почти неуправляем. Все ошибки последнего времени он совершал вопреки логике и здравому смыслу, но из упрямства или в минуты гнева.

— Я так понимаю, мы отправляемся в Галлиполи? — спокойно спросил Котляревский.

— Да! Вторые сутки оттуда не поступило никаких вестей. Что с транспортами? Как они туда добрались? Где и как обустраиваются люди? В конце концов, я хочу выяснить причину их молчания.

Котляревский молча отошел. Он понимал, что эта истеричная вспышка гнева — результат нервного перенапряжения последнего времени: неудач и поражений в крымских боях, неурядиц во время эвакуации и конфликтов с французской оккупационной администрацией уже здесь, в Константинополе. Теперь Врангелю надо немного побыть в одиночестве, и он вновь вернется в свое обычное, умеренно-добродушное состояние.

Надо думать, и командующий морской дивизией Леванта контр-адмирал Дюмениль, и верховный комиссар Франции в Константинополе граф де Мартель, и командир французского оккупационного корпуса контр-адмирал Шарпи догадались, куда направляется «Лукулл». Разрешения о выходе в Мраморное море, установленное Компанией черноморских проливов, русские запрашивать не стали. Главнокомандующий русскими войсками решил показать французам свою независимость.

Вероятно, тогда они и надумали укротить строптивого русского генерала. Во всяком случае, последствия этого генеральского бунта не замедлили вскоре сказаться.

Но это будет чуть позже. А сейчас они решили не вступать с Врангелем в конфликт и задерживать «Лукулл» не стали.

На рассвете, когда они миновали мыс Карабурун, небо вновь затянуло, и снова посыпался больше похожий на туман, тихий мелкий дождик.

— Я уж думал, в Турции не бывает нашей российской хляби, тут прямо-таки Лондон, а не Мраморное море, — сказал Врангель, зябко поеживаясь и натягивая на себя принесенную Уваровым брезентовую накидку.

— Турция. Зимы здесь другие, теплые, но большей частью тоже мокрые, — отозвался Котляревский.

Когда совсем рассвело, они вошли в гирло Дарданелл, и уже вскоре Врангель и Котляревский увидели искалеченный войной городок Галлиполи, приткнувшуюся носом к берегу французскую канонерку и оба российских транспорта, вставшие на якоря неподалеку от берега: мелкое дно залива не позволяло большим морским кораблям пришвартовываться непосредственно к причалам.