Я беру сегодняшний номер Post, который лежит на стеклянном журнальном столике от Smithly Watson, и просматриваю колонку светских сплетен, потом мне на глаза попадается статья про этих тварей, которые наполовину птицы, наполовину грызуны — по сути дела, это голуби с крысиными головами и хвостами, — их обнаружили где-то в канализации в центральной части Гарлема, когда они пытались пробраться к центру города. Статью сопровождает нечеткая фотография, но эксперты, по утверждению Post, полностью убеждены в том, что это фальшивка. Как обычно, эта история не пугает меня — напротив, я испытываю смутное раздражение, когда думаю о том, сколько времени и сил потратил какой-то дурак, чтобы это придумать: подделать фотографию (да и подделка, надо заметить, паршивая; штуковина на снимке похожа на ебаный бигмак), послать фотографию в Post, потом Post долго думает (споры, дебаты, попытки в последнюю минуту послать это к черту), нужно напечатать фото, нужно, чтобы кто-нибудь написал статью, взял интервью у экспертов, и, в итоге, статью все-таки публикуют в сегодняшнем номере на третьей странице, чтобы сотни тысяч людей обсуждали ее за обедом… Я закрываю газету и, устав от раздумий, просто лежу и смотрю в потолок.

Дверь в кабинет открывается, и появляется девушка, которую я раньше не видел. Она входит, сквозь прикрытые веки я вижу, что она достаточно молодая, судя по всему, итальянка и выглядит на все сто. Она улыбается, садится в кресло у моих ног и приступает к педикюру. Она выключает весь верхний свет, за исключением галогеновых светильников, освещающих мои ноги, руки и лицо; комната сразу погружается во мрак, и теперь я уже не могу разглядеть, какое у нее тело, я вижу только ее ботинки из серой замши и черной кожи от Maud Frizon. В сегодняшнем «Шоу Патти Винтерс» рассказывали об НЛО, которые убивают людей. Появляется Хельга.

— А, мистер Бэйтмен, — говорит Хельга. — Как поживаете?

— Все хорошо, Хельга, — говорю я, напрягая мышцы живота и груди. Глаза у меня закрыты, и кажется, что мышцы действуют сами по себе, без моего участия. Но Хельга аккуратно надевает на меня рубашку и застегивает ее, делая вид, что она не замечает волнообразных движений под чистой загорелой кожей.

— Быстро вы к нам вернулись, — говорит она.

— Я был тут два дня назад, — говорю я смущенно.

— Я знаю, но… — она замолкает и идет к раковине мыть руки. — Ладно, неважно.

— Хельга? — говорю я.

— Да, мистер Бэйтмен?

— Я шел сюда и увидел пару мужских мокасинов от Bergdorf Goodman, они стояли около соседнего кабинета, кажется, их должны почистить. Чьи они, ты не знаешь? — говорю я.

— Мистера Эрлангера, — говорит она.

— Мистера Эрлангера из Lehman's?

— Нет, мистера Эрлангера из Salomon Brothers.

— Я тебе когда-нибудь говорил, что мне хочется надеть маску с такой желтой рожицей и улыбкой во весь рот, включить CD-версию песни Бобби Макферрина «Don't Worry, Be Happy», взять девушку и собаку — колли, чау-чау или шарпея, неважно — а потом включить аппарат для переливания крови и перелить кровь собаки в тело этой девки, ну и наоборот, разумеется… я тебе этого никогда не говорил?

Пока я говорю, я слышу, как девушка, которая занимается моими ногами, начинает тихонько напевать себе под нос одну из песен из «Отверженных», потом Хельга проводит мне по лицу влажным ватным шариком, чтобы очистить поры. Я истерически смеюсь, делаю глубокий вдох и дотрагиваюсь до груди — ожидая, что мое сердце бьется сейчас быстро и нетерпеливо, но из груди не доносится не звука, такое ощущение, что я уже умер.

— Тише, мистер Бэйтмен, — говорит Хельга, проводя мне по лицу губкой из люфы, которая колется, а потом холодит кожу. — Расслабьтесь.

— Хорошо, — говорю я. — Расслабляюсь.

— Мистер Бэйтмен, — говорит Хельга, — у вас такое шикарное тело. Сколько вам лет, если не секрет?

— Двадцать шесть.

— Ага, тогда понятно. Такая чистая и гладкая кожа. — Она вздыхает. — Просто расслабьтесь.

Я плыву по течению, я закрываю глаза, песня «Don't Worry, Babe» в попсовой версии звучит у меня в голове и вымывает оттуда все плохие мысли, я думаю только о позитивных вещах — о свидании с девушкой Маркуса Холберстама, Сесилией Вагнер, которое назначено у меня на сегодняшний вечер, о пюре из турнепса в Union Square Cafe, о том, как я катался на лыжах с горы Баттермилк в Аспене на прошлое Рождество, о новом диске Huey Lewis and the News, о белых рубашках от Ike Behar, дизайна Joseph Abboud, о красивых телках, смазанных маслом, которые лижут друг другу писечки и попочки под ярким светом юпитеров, о горах руколы и кориандровых листьев, о моем загаре, о том, как выглядят мои мышцы спины, когда у меня в ванной на них падает свет под правильным углом, о том, как руки Хельги ласкают мое лицо, мою гладкую кожу, втирают в нее кремы, лосьоны и тоники, как она восхищенно шепчет: «О, мистер Бэйтмен, у вас такое чистое лицо, такое гладкое, такое чистое…» — о том, что мне не приходится жить в трейлере и работать в боулинге, не приходится ходить на хоккей и есть ребрышки-барбекью, о том, как выглядит здание AT&T в полночь, только в полночь. Входит Джинни и садится делать мне маникюр, сначала она стрижет ногти, потом полирует их, чтобы сгладить все оставшиеся неровности.

— В следующий раз мне хотелось бы, чтобы ногти были подлиннее, Джинни, — говорю я ей.

Она молча опускает мои пальцы в теплый ланолиновый крем, потом сушит обе руки и наносит увлажнитель для кутикулы, потом отодвигает кутикулу деревянной палочкой и чистит под ногтями другой деревянной палочкой с намотанной на нее ваткой. Она массирует мне руки и запястья тепловым массажером и под конец полирует ногти: сначала замшей, а затем специальным лосьоном.

Эвелин звонит, когда я уже разговариваю по двум линиям, и я бы не брал третий звонок, но на второй линии я жду ответа от Баллока, метрдотеля нового ресторана Davis Francois на Централ Парк Сауф, не отказался ли кто-нибудь от заказанного столика, чтобы Кортни (которая ждет на первой линии) и я могли поужинать, так что я принимаю третий звонок в надежде, что это из химчистки. Но нет, это Эвелин и хотя это совсем некрасиво по отношению к Кортни, я отвечаю на звонок. Потом я говорю Кортни, что звонит Пол Оуэн, и что я увижусь с ней в восемь в «Turtles» и отказываюсь от разговора с метрдотелем Баллоком. Эвелин сейчас в гостинице Карлайл, поскольку женщину, жившую в соседнем доме, вчера ночью обнаружили убитой, обезглавленной, и поэтому Эвелин абсолютно потрясена. Она была не в состоянии пойти сегодня на работу и потому провела утро на массаже лица в Elizabeth Arden, пытаясь успокоиться.

Она требует, чтобы мы поужинали сегодня вместе, и, прежде чем мне удается придумать правдоподобную ложь, приемлемое оправдание, она говорит:

— Патрик, где ты был вчера вечером?

Я медлю.

— А что такое? А где ты была? — спрашиваю я, жадно глотая из литровой бутылки Evian, все еще слегка потея после дневной тренировки.