Пала перед Баальджагг. И Гаратом и Тленом. Гарат — такие раны…

— Тихо! — завизжал чей-то голос.

Провидец был с ними, вёл их через Омтоз Феллак.

Внезапная ясность ещё не покинула разум Тока. Его смех был похож на прерывистое бульканье.

— Заткнись!

Лабиринт содрогнулся от звука отдалённого грома, звука, с которым огромный слой льда… треснул, раскололся под разрушительным натиском чародейства.

Госпожа Зависть. Снова с нами…

Провидец закричал.

Лапы рептилии сжали Тока. Кости затрещали, раскалываясь. Боль толкнула его в пропасть. Мои сородичи, мои братья... Всё потемнело.

Ночное небо на юге горело алым. С поросшего редкими деревьями холма гибель Капастана была видна как на ладони, повергая в молчание свидетелей — раздавались только скрип оружия и доспехов да чавканье в грязи сапог и мокасин.

Листья отзывались мерной капелью. Влажный перегной наполнял воздух запахом плодородия. Где-то рядом кашлянул человек.

Капитан Паран вытащил нож и начал соскребать грязь с сапог. Уже после первого взгляда на город он знал, чего ожидать. Разведчики Хумбролла Тора принесли весть об этом немного раньше. Осада окончена. «Серые мечи» могли бы потребовать астрономическую плату за свою службу, но обуглившиеся, обглоданные кости не сумели бы её забрать. Однако, даже зная, чего ожидать, он не мог не содрогнуться при виде умирающего города.

Окажись на месте «Серых мечей» Багровая гвардия, перед Параном могла бы предстать совсем иная картина. Если не считать отряда Поклявшихся князя К’азза Д’Авора, наёмники, по мнению Парана, не стоили доброго слова. Много хвастовства — мало дела.

Будем надеяться, дети Хумбролла Тора справились лучше. Это казалось маловероятным. Возможно, остались какие-то очаги сопротивления. Маленькие группы зажатых в угол солдат, знающих, что пощады не будет, и готовых сражаться до последнего. На улицах, в домах, в комнатах. Предсмертные муки Капастана затянутся. Опять-таки, если треклятые баргасты поднажмут, а не будут, как обычно, топтаться на месте, мы ещё можем успеть изменить этот исход.

Паран повернулся к своему «новому командиру», Тротцу.

Огромные глаза баргаста блеснули, когда он посмотрел на горящий город.

— Дожди почти не пригасили пламя, — хмуро прогромыхал он.

— Возможно, не всё так плохо, как кажется, — сказал Паран. — Я отсюда вижу около пяти крупных пожаров. Могло быть и хуже, я слышал рассказы об огненных смерчах…

— Ага. Мы однажды видели такой издалека, в Семи Городах.

— Что сказал Хумбролл Тор, вождь? Ускоряемся или стоим здесь?

Тротц ухмыльнулся, показав подпиленные зубы.

— Он отправит кланы Барахн и Ахкрата на юго-восток. Они должны захватить места высадки, плавучие мосты и баржи. Его родичи, сэнаны, пойдут с гилками на Капастан. Оставшиеся кланы захватят главное хранилище припасов септарха между рекой и городом.

— Всё это очень хорошо, но если мы и дальше будем бездельничать…

— Дети Тора, Хетан и Кафал, живы и в безопасности. Так говорят поплечники. Кости защищены странными чарами. Странными, но могущественными.

— Будь ты проклят, Тротц! Там гибнут люди! Людей там едят!

Баргаст ухмыльнулся шире.

— Поэтому я получил разрешение… вести свой клан с такой скоростью, с какой я сам решу. Капитан, хочешь ли ты стать первым из Белолицых, кто войдёт в Капастан?

Паран еле слышно зарычал. Он чувствовал потребность обнажить меч, отомстить, нанести наконец удар по Паннионскому Домину. В моменты ясности, когда утихал лихорадочный бред, Быстрый Бен дал ему понять, что Домин таит зловещие секреты и само сердце его запятнано злобой. Для капитана достаточным доказательством было само существование тенескаури.

Но в этой потребности Парана таилось большее. Капитан жил с болью. Его желудок горел. Он извергал кислотную желчь и кровь, но никому об этом не говорил. Боль связала его изнутри, и эти путы становились всё сильнее.

Ещё одна правда, которую я не хочу принимать. Она преследует меня, пробирается в мои мысли. Но я не готов к ней. Не сейчас, пока желудок горит…

Конечно, это было безумие, самообман, однако Паран верил, что боль утихнет и всё снова будет хорошо, как только он выпустит на свет пленённую в нём жестокость. Глупо это или нет, но он накрепко вцепился в эту веру. Только тогда ослабнет давление. Только тогда.

Он не был готов к провалу.

— Собирай «Мостожогов», — пробормотал Паран. — Мы можем подойти к северным воротам в течение колокола.

— Все тридцать с лишним человек, — проворчал Тротц.

— Проклятье, если уж мы так не сможем пристыдить баргастов, чтоб они пошевелились…

— Ты на это надеешься?

Паран посмотрел на него.

— Худ нас всех побери, Тротц, это ты попросил разрешения у Тора. Ты рассчитывал, что тридцать семь воинов самостоятельно отобьют Капастан? С бесчувственным магом на буксире?

Баргаст прищурился, разглядывая лежавший впереди город, пожал плечами и сказал:

— Быстрого Бена мы оставим здесь. А насчёт того, чтобы отбить город, — я собираюсь попробовать.

После долгой паузы капитан ухмыльнулся.

— Рад слышать.

— Баргасты из племени Белолицых шли вперёд мучительно медленно. Раньше, при путешествии на юго-восток через горные равнины, стихийно возникающие поединки заставляли кланы останавливаться полдюжины раз в день. Наконец это стало происходить всё реже, а когда Хумбролл Тор решил выдать каждому клану отдельное задание в грядущей битве, для подобных задержек и вовсе не осталось возможности. Хотя всех вождей объединяло одно стремление — освободить своих богов, старинная вражда между кланами никуда не делась.

во всём этом нет нужды, Кованый щит. Отсутствие вашего бога меняет… всё. Конечно, вы понимаете требования к традиционной форме наказания. Простая казнь — не закон Устава…

То, что роль вождя «Мостожогов» принял на себя Тротц, стало некоторым облегчением для Парана. Он ненавидел ответственность командира. Ответственность за благополучие каждого солдата становилась всё более тяжким бременем. Оказавшись вторым по званию, капитан ощутил, что оно стало чуть легче: не намного, но сейчас и этого было достаточно. Менее приятным было то, что Паран лишился роли представителя «Мостожогов». Теперь на военные советы ходил Тротц, а капитан остался не у дел.

Строго говоря, Паран по-прежнему был командиром «Мостожогов». Но подразделение превратилось в племя во всём, что касалось Хумбролла Тора и баргастов, а племена избирали своих вождей, и эта роль выпала Тротцу.

«Мостожоги» оставили позади поросшие редким лесом холмы и спустились к болотистым берегам сезонного потока, извилистое русло которого вело к городу. Дым пожаров скрыл звёзды на небе, а дожди последних дней размягчили землю под ногами так, что она поглощала все звуки. Оружие и доспехи были туго связаны, и «Мостожоги» шагали во тьме совершенно беззвучно.