– Петя, пойдемте покурим, – совершенно обыденным тоном, как говаривал это во время путешествия на «Валахии», произнес Хлебников. И, властно отодвинув плечом Еремеева, первым пошел по проходу к тамбуру. Цибулевич-Панченко протянул руку в сторону повернувшегося к нему спиной Веточкина и хотел было его окликнуть, но Петя уже шел следом за ротмистром, тоже миновав казака.

– Стой! – рявкнул на весь вагон Еремеев. – Держи его, это лазутчик!

И тут нервы Хлебникова сдали. Молниеносно обернувшись, он дернул шедшего следом Петю за локоть, развернул к себе спиной и стальной хваткой сдавил ему горло. В руках у ротмистра блеснул револьвер. Приставив его к голове Веточкина, Хлебников зарычал на весь вагон:

– Назад! Убью! Всем сидеть!!!

Вскочившие со своих мест офицеры «пестрой» компании замерли в нерешительности. Хлебников с мычащим, как теленок, Петей пятился к выходу из вагона. Растопырив руки и подавшись корпусом вперед, застыл посреди прохода Еремеев. Позади ротмистра лязгнула выхваченная из ножен казачья шашка. Не глядя, Хлебников нанес четкий рубящий удар рукояткой револьвера – и казак, закрыв руками окровавленное лицо, повалился под лавку. Тот самый, что в разговоре с товарищами сокрушался по поводу убитого коня. Жалобно брякнула упавшая на пол шашка. Крепче сдавив сгибом локтя шею Веточкина, Хлебников продвигался к тамбуру. У виска Пети снова плясал револьвер. Веточкин, почти заваленный на спину, судорожно хватал ртом воздух, ошалело вращая готовыми вылезти из орбит глазами. Отчего-то в руках Пети до сих пор была купленная на полустанке бутылка с молоком. Пробка, скрученная из газеты, вылетела, и молоко лилось белой струей по проходу вслед за Веточкиным, которого волочили по полу. Когда беглец с заложником скрылись в тамбуре, весь вагон пришел в движение.

Опережая всех, перепрыгнул через лавку и кинулся к тамбуру урядник с пшеничными усами. Прокричал:

– Живьем возьмем! Егорий за такое дело светит!

Бежал по проходу Еремеев. Следом, звеня шпорами и цепляясь шашками за вагонные скамьи, с револьверами в руках спешили «пестрые» офицеры. Притихли гражданские пассажиры, вобрав головы в плечи.

Все остальные события едва ли заняли полторы минуты. Выбравшись из вагона, Хлебников отшвырнул несчастного Петю в дальний угол тамбура. Затем распахнул дверь на открытую площадку между вагонами и нырнул в нее. Бутылка с молоком разлетелась вдребезги, так что у Пети в руках осталось одно только горлышко. Через несколько секунд в тамбур влетел казачий урядник, быстро оглянулся по сторонам и потянул на себя ручку двери, за которой только что скрылся ротмистр.

– Берегись! – прохрипел Петя, но крик комом застрял у него в горле.

Притаившемуся за дверью Хлебникову даже не пришлось ничего делать – на выставленный нож урядник напоролся сам. Тело товарища кулем свалилось прямо под ноги заскочившему в тамбур следующим Еремееву. Казак сначала с размаху ударил ногой по двери и лишь после рванул ее на себя. Несколько секунд из-за двери слышались звуки борьбы и отчаянное сопение. Веточкин разжал наконец закоченевшие пальцы. На металлический пол посыпались остатки стеклянной бутылки. Пока Петя рвал из кобуры револьвер, Еремеев влетел обратно в тамбур, держась руками за живот.

– Вот тварь, второй раз меня порезал… – стиснув зубы, процедил казак.

В тамбуре уже толпились офицеры. «Васильковый» поручик распахнул злополучную дверь настежь, сам отскочив за нее. Его товарищи без лишних разговоров начали палить из револьверов в открывшийся дверной проем. Затем, выставив оружие перед собой, на площадку осторожно выглянул «желто-зеленый» офицер. Через мгновение донесся его возбужденный голос:

– Пусто! Спрыгнул, гад…

Поезд остановили только метров через семьсот от места происшествия. По насыпи с двух сторон бежали солдаты с винтовками. Петя слышал, как раздавались команды, пытались организовать поиск беглеца. Тщетно – по обе стороны от железной дороги сразу под насыпью начинались высокие заросли гаоляна. В тамбур прибыл фельдшер. Из вагона провели под руки казака с разбитым лицом. Задрав подол гимнастерки, бинтовали живот Еремееву.

– Вот тебе и Егорий, – произнес Еремеев, глядя на зарезанного урядника, накрепко прикусившего, видать, в последнюю минуту пшеничный ус. Вскоре урядника унесли на носилках, накрыв фуражкой лицо.

Веточкину осмотрели кровоподтеки на шее, констатировали, что он отделался легким испугом, и помазали йодом порезанную осколками стекла ладонь.

– Давай, – мягко сказал один из офицеров, беря Петю за кисть здоровой руки. В руке Петя до сих пор сжимал револьвер. Офицер отогнул скобу, прокрутил барабан и вернул оружие Веточкину:

– Ты бы его хоть заряжал, Аника-воин! – сказал с добродушной улыбкой.

– Ага, – отстраненно покивал головой Петя.

Подошел Цибулевич-Панченко и увел Веточкина на его место в вагон. На лавке, там где Петя их и оставлял, лежали рисовые лепешки. Машинально Петя взял одну из них, разломил пополам и принялся жевать. Впрочем, совершенно без аппетита…

По прибытии в Ляоян все замешанные в дорожном инциденте лица были переправлены в разведотдел Маньчжурской армии. Здесь оказался и журналист. Пройдя через помещение комендатуры, расположились в этом же здании, в двух небольших комнатах, меблированных как гостиница среднего пошиба. Офицеров, опросив, отпустили довольно быстро. Армейский штабс-капитан в расстегнутом сюртуке, беспрестанно дымивший папиросами, довольно долго разговаривал с раненым Еремеевым.

– Он, вашбродь. Узнал я эту сволочь. Мы по прошлой весне всем разъездом под Пуландяном на засаду напоролись, – сообщил казак.

У Пети со всеми подробностями выспросили обстоятельства его знакомства с лже-Хлебниковым. А Семен Семенович сразу заявил:

– Свяжитесь в Петербурге с капитаном второго ранга Выриным.

– Свяжемся, – спокойно ответил армейский штабс-капитан, выпуская к потолку струйку дыма. – Непременно.

Уже после всех официальных и не очень разговоров журналист доверительно сообщил юноше:

– Зародились у меня подозрения. Да и сообщили кое-чего… Извините, в вагоне не успел вовремя предупредить.

– Да я сам… Ай, – отмахнулся рукой Веточкин. И тут же добавил: – Но кто же мог подумать?

Семен Семенович поглядел на Петю и промолчал.

– Могу разместить вас ночевать только на гауптвахте, – заявил дежурный офицер. – Уж извините, господа, других мест нет.

Вариантов не было – пришлось соглашаться.

– А кто там у нас сидит? – обратился дежурный офицер к писарю.

– Хорунжий князь Радзивилл.

– А-а, – протянул дежурный таким тоном, что всем сразу стало ясно, что за птица этот Радзивилл. – За что на сей раз?

– Тигра подстрелил, – отвечал писарь.

Веточкин удивленно захлопал ресницами, а Семен Семенович поморщился как от зубной боли.