Ратха поджала хвост между лап и потрусила прочь. Отойдя чуть подальше, она легла, устремив пристальный взгляд на Костегрыза. Тот склонив голову, усмехнулся — и сделал несколько шажков в ее сторону.

Ратха раздвинула губы, показав зубы.

— Не подходи! — прорычала она.

— Хорошо, — добродушно согласился Костегрыз. — Я вижу, ты еще не готова. Есть хочешь?

— Заботься о себе! — огрызнулась Ратха. — Я уж как-нибудь сама себя прокормлю!

Ощущение приятной расслабленности исчезло. Она снова чувствовала себя разгоряченной и раздраженной.

Костегрыз повернулся и поплелся прочь.

Ратха со злобой и непонятным сожалением проводила его глазами.

Она не испытывала голода, но знала, что должна поесть. Поэтому она встала и забегала туда-сюда, пока не отыскала многообещающе выглядевшую норку, а затем уселась рядом и стала ждать обитателя подземного дома.

Но в этот день Ратха никак не могла усидеть на одном месте. Все тело у нее зудело, чесалось и горело, так что вскоре она уже не могла больше выносить эту муку. Не выдержав, Ратха сдалась и яростно зачесалась. Потом принялась вылизываться, плотно прижимая язык к груди и животу. Это было приятно, но все-таки недостаточно. Тогда она плюхнулась на спину и стала кататься по траве. Но и этого было мало. Ратха легла и в бешенстве засучила лапами в воздухе.

«Я чего-то хочу, но не знаю, чего именно… Но разве можно хотеть, неизвестно чего?»

Она перестала вертеться.

Костегрыз вернулся, неся в пасти двух ящериц. Бросив одну перед Ратхой, он отошел в сторонку и принялся уплетать вторую.

Ратха вскочила и отряхнула шерсть от земли и сосновой хвои. Ей было стыдно. Она не хотела вести себя как безмозглый котенок. Но очень скоро неистовое желание кататься и тереться о землю взяло верх над ее смущением. Тогда Ратха снова бросилась на спину и вертелась, корчилась и извивалась до тех пор, пока ей не стало казаться, что еще немножко, и она сдерет с себя всю шкуру.

Тень закрыла небо, а потом что-то шлепнулось ей на морду. Что-то неживое, чешуйчатое и восхитительно пахнущее. С внезапно проснувшимся голодом Ратха схватила брошенную Костегрызом ящерицу. Она жадно съела ее, наслаждаясь каждым кусочком и каждой хрустящей на зубах косточкой. Покончив с едой, она подняла голову и облизала усы.

Глаза Костегрыза вдруг показались ей двумя кусками янтаря, светившимися на его темной морде. Он обнюхал Ратху, и на этот раз она не отпрыгнула в сторону. Тогда он начал вылизывать ее, и Ратха, хоть и задрожала всем телом, но осталась на месте, почувствовав, что прикосновения языка Костегрыза и были ответом на все ее метания, жар и беспокойство. Он был такой теплый, и пахло от него так сильно… Странный крик закипел в ее горле — дикий и одновременно тоскливый. Ратха с трудом узнала свой голос. Она лежала, прижимаясь головой и грудью к земле, сердце ее билось так сильно, словно хотело сломать ребра.

Костегрыз схватил ее зубами за загривок. Ратха кричала и кричала, до смерти напуганная звуком собственного голоса, но не в силах сдержать вопли. Она почувствовала, как Костегрыз трется животом о ее спину, а потом он вдруг медленно, не торопясь, сменил позу, переставив лапы. Его запах затопил Ратху, переполнил, подчинил, убаюкал, так что вскоре ее голод, страх и изумление слились воедино. Она терлась головой о землю и кричала до тех пор, пока не сорвала голос.

Тяжесть тела Костегрыза прижимала ее к земле, она чувствовала, как его лапы уперлись ей в спину, чередуясь в настойчивом ритме. Вот он выпустил ее загривок, а затем схватил ее зубами чуть ниже, за спину между лопаток. Потом хвостом отбросил в сторону ее хвост. Ратха призывно изогнула спину ему навстречу, и в ее крике прорезались новые ноты. Костегрыз присоединил свой голос ее воплям, и они слились, напряженные и дрожащие.

Затем одним молниеносным движением он оторвался от Ратхи. Внезапная боль оказалась настолько резкой и сильной, что Ратха завизжала и перевернулась, оказавшись мордой к своему мучителю. Ее когти с силой прошлись по его шерсти и шкуре, так что на плече Костегрыза заалела кровавая рана. Он отпрянул, и Ратха поняла по его глазам, что он не ожидал столь свирепого отпора. Воодушевленная, она снова бросилась на него. Он отбежал, но не далеко, а лишь чуть в сторону, и уселся под кустом, не сводя с нее внимательных, оценивающих глаз….

Ратха повернулась спиной к этим горящим янтарным глазам и принялась вылизываться. Она бешено работала языком, пытаясь избавиться от всех следов его запаха, но тяжелый дух Костегрыза продолжал плыть к ней от того места, где он сидел, глядя на нее.

Ратха прижала уши и зарычала.

— Только подойди ко мне еще раз, ворюга, и я порву тебя на такие мелкие клочки, что даже съесть будет нечего!

— Поверю тебе на слово, — ответил Костегрыз, не трогаясь с места. — Я подожду. Очень скоро ты передумаешь.

Повернувшись к нему хвостом, Ратха забралась обратно в дупло. Внутри у нее по-прежнему все ныло и пульсировало болью, зато теперь она вновь чувствовала себя собой, словно выздоровела. Она решила больше никогда не делать этого с Костегрызом. Потом свернулась клубочком и уснула.

К ее досаде, проснулась она вновь в горячке и томлении. На этот раз Ратха осталась в дупле, где долго вылизывалась и каталась на спине, не в силах понять, что же с ней такое творится.

— Ты хорошо пахнешь, — раздался снаружи вкрадчивый голос Костегрыза. — Можно мне войти?

Ратха высунула лапу наружу, выпустила когти и несколько раз полоснула по воздуху, рассчитывая пройтись по носу назойливому коту.

Потом подождала, прислушиваясь. Ничего. Ушел.

«Вот и прекрасно!» — в бешенстве подумала она.

Но вопреки всему ее терзала досада и отчаяние, которое стремительно нарастало, пока не стало почти невыносимым.

Не выдержав, Ратха принялась метаться в дупле, подняв целый ураган сухой листвы и хвои. Наконец, она обмякла обессилевшей кучей, и листья посыпались ей на спину.

«Что же делать, что же мне делать? — стучало у нее в голове. — Неужели со мной теперь всегда так будет? Я же даже охотиться не могу! Я умру с голоду!»

Уронив голову, Ратха зажмурилась, чтобы не видеть яркого полуденного солнца. Через какое-то время чье-то дыхание обожгло ей морду, и шершавый язык робко лизнул ее в щеку. Это снова был Костегрыз. Ратха заворчала, еще ниже опустив голову. Язык замер.

— Ты снова будешь царапаться? — раздался тихий голос у нее над ухом.

Ратха зарычала, прекрасно понимая, что в ее голосе нет ни тени угрозы. И Костегрыз тоже это знал. Его язык облизал ей ухо и спустился к челюсти. Сдавшись, она отодвинулась глубже в дупло. Язык последовал за ней. Не открывая глаз, Ратха почувствовала, как Костегрыз забрался в дупло и лег рядом с ней.

В этот день и на следующий они спаривались еще несколько раз. И каждый раз воспоминание о боли, неизбежно следующий за окончанием совокупления, заставляло Ратху давать себе слово больше никогда не подпускать к себе Костегрыза, но лихорадочный жар снова и снова бросал ее к нему. Ее аппетит чудовищно возрос, и она жадно поглощала еду, которую приносил ей Костегрыз.