обошли и осмотрели дворец. Старый придворный лакей, одетый еще в ливрею, подозрительно рассматривал нас, но ходил с нами и невольно пояснял дворцовые порядки.

Несмотря на диковинную роскошь дворца, которую интересно было смотреть, все же мы с Давыдовым стремились скорее попасть в комитет Советов рабочих и солдатских депутатов, который работал в Таврическом дворце. Но офицеры оставили нас при Главном штабе, где нам дали комнату.

На другой день всю нашу делегацию принял замес-'0 титель военного министра генерал Маниковский. Довольно пожилой, но убитый большим горем – революцией. Стараясь сохранять свое генеральское достоинство, он бодро вышел к нам. Поздоровался и сказал:

– Я вас слушаю.

Как было договорено ранее, я четко стал говорить:

– От имени 5-го драгунского Каргопольского полка 5-й кавалерийской дивизии докладываю, что солдаты просили нас передать вам, чтобы землю, которую отобрали у помещиков, крестьяне до прихода солдат с фронта не делили… Если они решат делить ее раньше, то пусть они учтут и нужды солдат и выделят земельный надел на них.

При этих словах генерал сделал на своем лице гримасу, посмотрел в сторону князя Абхази, тот в свою очередь пожал плечами.

Я продолжал:

– Что касается войны, то солдаты на это смотрят так. Они, то есть мы, фронтовики, хотим, чтобы вы направили всех тех людей, которые окопались в глубоком тылу, на фронт, а фронтовиков, которые воюют непрерывно четвертый год, отпустили бы домой.

Неожиданно для меня генерал Маниковский заплакал…

Я продолжал:

– За последнее время солдат на фронте стали плохо кормить. Если улучшите пищу солдатам и пришлете новое пополнение, отпустите фронту больше боеприпасов, то мы будем сражаться с немцами.

Этим я хотел успокоить заместителя военного министра, но он меня уже не слушал. Он слушал князя Абхази, который с присущей ему горячностью кавказского человека утверждал, что солдаты на фронте будут драться до победного конца. Видимо, это и хотел услышать генерал Маниковский, так как после речи Абхази он просиял и начал целовать его.

Мы стояли с Давыдовым и удивленно пересматривались между собой. Я думал, откуда взял князь Абхази такое заверение, что солдаты будут драться до победного конца. Почему это он говорит от имени солдат неправду. Мне хотелось заговорить об этом, но я побоялся.

Четко повернувшись направо кругом, мы вышли из приемной военного министра. Офицеры после этого не соизволили даже и заговорить с нами.

На другой день, захватив котомки, мы с Давыдовым были уже в Таврическом дворце. В комендатуре нас зарегистрировали и отвели нам жилье. Здесь же мы узнали порядок работы комитета. Так наша делегация распалась. Мы остались в Совете рабочих и солдатских депутатов.

Вечером этого или второго дня нашего пребывания в Петрограде мы были на заседании Совета. На этом заседании обсуждалась и принималась декларация Совета рабочих и солдатских депутатов к трудящимся всего мира. Председательствовал на этом заседании Чхеидзе, а с докладом выступал Церетели.

На заседание прибыли только что вернувшиеся из ссылки Брешко-Брешковская и Вера Засулич. Меньшевики устроили Брешко-Брешковской овацию, называли ее бабушкой русской революции.

Доклад Церетели, как мне казалось, прошел хорошо. Он говорил горячо, убедительно и спокойно. Но когда развернулись прения по докладу, заседание приняло бурный характер. Особенно при выступлении большевиков. Достаточно было большевику-оратору сказать, что бремя народа может облегчить только конец войны, а сегодня Россия должна, невзирая ни на что, заключить мир, выйти из войны – и сразу раздавались неистовые крики «долой!», топот на скамьях меньшевиков и представителей других буржуазных партий. В это же время масса солдат с фронта награждала большевистского оратора громом аплодисментов.

Много энергии нужно было затратить председательствующему, чтобы успокоить страсти, навести порядок в зале. «Лишить слова!» – кричали меньшевики. «Дать слово!» – кричали большевики. И вновь большевистский оратор говорил, что война ведется в интересах капиталистов и, пока мы не порвем связи с капиталистами, представители которых сидят здесь в боковых ложах, до тех пор трудящиеся, рабочие и крестьяне России, будут нести всю тяжесть войны и помирать с голоду.

Вновь меньшевики кричали «долой большевиков!», а из ложи, где размещались представители капиталистических стран, демонстративно поднимались и уходили послы и военные атташе. Но затем снова возвращались.

Я сидел с Давыдовым, рядом с нами были такие же солдаты, прибывшие с фронта. Все мы были недовольны прениями. Трудно было понять сущность выступлений, разногласий. Однако, как только речь любого оратора шла об окончании войны, все мы бурно аплодировали ему. Такими ораторами были большевики.

На этом же заседании я услышал впервые представителя анархистов. Все мы, солдаты, присутствовавшие на заседании, так ничего из выступления анархиста и не поняли. Он критиковал меньшевистскую, большевистскую и другие партии, он говорил, что «декларация – это бумажка и она ничего не дает. До тех пор, покамест будет власть, до тех пор будет существовать насилие. Долой власть! Анархия – мать порядка!».

В перерывах зал заседаний пустел. Делегаты выходили в просторные фойе, коридоры и группами собирались в кулуарах. Мы также выходили погулять. Солдаты прислушивались к разговорам. Обычно мы собирались своей группой. К нам, солдатам, подходили делегаты всех партий, и каждый агитировал нас за свою партию.

– Вон посмотрите, ходит по залу пузатый господин, это Родзянко, что у нас с ним общего есть, ничего, он капиталист-эксплуататор. Он представляет кадетскую партию.

– А почему мы его пустили сюда? – задает вопрос солдат-фронтовик.

– Пустили потому, что сейчас свобода, равноправие. Нельзя же над человеком делать насилие.

– Но вы ведь сами сказали, что он эксплуататор.

– Да это было раньше, теперь мы ему не позволим.

– А то он вас спрашивать будет, – не унимался солдат.

Мы подошли к группе большевиков, здесь шла речь о том, почему нужно кончать войну.

– Да потому, что она трудовому человеку ничего не дает, а только в тягость, – говорил горячо солдат большевик Казаков.

– Ну а враг тогда что с нами сделает?

– Нам надо будет рабочим и крестьянам, которые на стороне врага воюют, сказать – кончайте и вы войну. Мы кончили. Для этого нужно усилить на фронте братание солдат с солдатами.

– Ну а скажите, пожалуйста, – обратился Давыдов к Казакову, – почему большевики против союза с Францией, Англией, которые вместе с нами воюют против немцев?

– Мы против союза с капиталистами, а не против союза с народом. Мы совершили революцию, пусть сам народ новый заключает союз.

– А с кем он будет и должен заключать его?

– С народом.

– Вот вы сказали про Родзянко и Милюкова. А они здесь бывают и вместе с нами работают.

– Что работают вместе, то правда, но что табачок