— Николая, будьте добры. Привет, Коль, это Анна Богомолова. Извини, что впутываю тебя в такое дело. Ты же знаешь, я занимаюсь бизнесом. Дела довольно средне идут. А тут ко мне еще крыша пожаловала. Но такая, что до фундамента покрыть хочет, — бодро поведала Анна, стараясь не выдать паники в голосе.

— Ань, телефон может быть на прослушке, — деловито поправил ее Коля, словно по таким вопросам к нему обращались каждый день.

— Знаю. Я звоню тебе от соседей и маму предупредила, чтобы не болтала лишнего.

— Добре. Что-нибудь придумаем. Они тебя ведут?

— Да. Внаглую дежурят у подъезда. Прямо маячат перед глазами.

— А дома кто?

— Я и мама.

— Добре. Никуда не выходите. Я приду часов в десять. Адрес тот же? Оставь дверь приоткрытой, чтобы я не звонил.

Он пришел ровно в десять. Грузный, но собранный, как носорог перед атакой, деловой и почему-то довольный. С двумя сумками продуктов.

Мама, еще недавняя законодательница семейной моды, мрачной тенью бродила по квартире в халате, чего никогда не позволяла себе раньше, и стенала. Ее собственная личная трагедия, предательство такого смирного мужа, потеря кормушки и статуса, хаос в стране и страх за дочь совершенно ее парализовали. Она была как вырванный смерчем баобаб, беспомощно шевелящий перевернутыми вверх корнями. Анна Павловна жила теперь в непонятном, незнакомом для нее мире, полном опасностей и тайных угроз. Словно одного смерча злому року было мало, и теперь ее разжаловали из баобабов в карликовый японский бонсай и пересадили из чудного горшочка в непроходимые джунгли с ядовитыми лианами, тропическими ливнями и прочими милыми приятностями. Дочь была ее единственным провожатым в этих страшных джунглях. Потерять ее — значило для бедной женщины потерять последний отсвет разума во мраке безумия. Анна цыкнула на мать и провела Николая в гостиную. Там они присели за накрытый к чаю стол, и Анна подробно рассказала ему о встрече с «тюменскими братками» и о своих догадках, откуда у этого визита ноги растут. Николай некоторое время важно молчал.

— Пожалуй, я смогу тебе подсобить, — наконец решил он. — У меня есть знакомые хлопцы в «Альфе», да и сам я — глава охраны в одном банке. Дружок еще имеется в сыскном отделе управления, правда, он алиментщиков ловит, но все равно пробить твоих тюменцев может. Но за это ребятам надо будет забашлять.

— О какой сумме идет речь? — настороженно поинтересовалась Анна.

— Не знаю. Это по месту побачим. Но не меньше четвертака.

— Сумма приличная, — попробовала поторговаться Анна, но, не видя никакой ответной реакции, согласно развела руками: — Но, как говорится, назвался груздем…

— Как ты думаешь, много они про фирму знают?

— Наверняка приблизительный оборот, адреса поставщиков, часть документации. Судя по тому, как они говорили, меня уже пару месяцев пасут. Главное — откупаться от таких бесполезно. По частям все отберут, а потом кокнут.

— Это точно. А доступ на фирму?

— Нет, оригиналы всей документации, счета и деньги я храню в других местах… — Она замялась. — В банковской ячейке… — Было страшновато раскрывать свои секреты.

— Это плохо. Если они об этом знают, то могут взять живьем, ты одна ведь шифры знаешь. Без охраны на улицу соваться нельзя. Добре. Я возьму отпуск в банке, поговорю кое с кем и приду к тебе завтра в это же время. Сиди дома, говори, что заболела. А маму…

— Я хочу ее к соседке с третьего этажа на несколько дней отправить под видом ремонта.

— Добре. Здорово у тебя башка варит. Сегодня у нас пятница? Времени в обрез. У тебя есть неотложные дела на фирме?

— Нет, но в начале недели новые поставки. Они об этом знают, поэтому и дали мне срок до понедельника. Я пока все, что можно, приостановила. Бухгалтера отпустила на две недели. Тебе нужны деньги? У меня есть штука.

— Давай, — просто ответил Коля, и Анна протянула ему заранее приготовленный конверт. Теперь, когда основные моменты были проговорены, ей стало спокойнее.

— Спасибо, что включился.

— Пока не за что. Но ты знай, я своих не сдаю.

— А я своя? — улыбнулась Анна. Ей хотелось удостовериться, что он ее не кинет. В конце концов, она доверялась Коле вслепую. Ничто не мешало ему выйти на улицу, договориться с бандитами и обобрать ее вчистую. Она инстинктивно почувствовала, что должна заарканить его, чтобы ему было сложнее выбраться сухим из того болота, в которое она его затягивала. Поэтому она нежно заглянула Коле в глаза и положила свою тонкую алебастровую руку поверх его большой, сильной ладони. «Вот ты и докатилась до дна, готова переспать за деньги, — холодно отметила про себя Анна, — причем за свои собственные».

Николай был счастливым отцом трехлетней дочери, но он был мужчина, на которого глядела нежная белокурая женщина, богатая, свободная и беззащитная — то есть именно такая, чтобы влюбиться без памяти. Когда-то она сделала ему подарок на его десятый день рождения. В третьем классе. Девочки тогда увлекались «секретиками». В земле делалось углубление, которое выкладывалось цветочками и бусинками, весь этот узор прижимался сверху осколком стекла, потом вся земляная картинка засыпалась песком и листьями, а при случае разгребалась для всеобщего или тайного любования. Отзывчивая сердцем Анна сделала такой «секретик» для Коли. Это был лучший подарок за всю его жизнь, в школе он звался исключительно «украинской галушкой» и «жиртресом», поэтому девочки всегда обходили его своим вниманием. Теперь взрослый Николай дружески привлек к себе Анну, и их отношения сразу приняли простой, близкий характер.

Время остановилось. Два дня длились и длились, как сгущенная вечность. Анна словно очнулась от двухгодичной коммерческой горячки и обнаружила, что за окном осень. Она села писать прощальное письмо Герману. Начинающая поэтическая воришка всегда теперь выжидала, когда на дежурство в небесной канцелярии заступит ее сердобольная подружка-секретарша. Стоило выйти с ней на контакт, и слова свободно и просто проливались на бумагу. Интересно, как выглядит поэт, которого они обворовывают во имя святой любви? Она писала весь день, в тоске и душевной муке от навалившейся опасности близкой смерти. «А может быть, это тот, который во мне сидит, так белые стихи шпарит? — усмехнулась про себя Анна. — Но он же не знал Германа, впрочем, дело ведь в любви, а не в Германе». Однако что-то подсказывало ей, что этот новый Анн был всегда рядом, всегда в засаде, просто раньше она не хотела замечать эту часть себя.

Все кончено. Песцовый снег. Зима великий черно-белый фильм закрутит. Январь, безликий и скупой на звуки, Свой монотонный объявил забег…

Может быть, когда он получит это письмо, ее уже не будет в живых. И получит ли? Герман, Герман, что ты сделал с нашей жизнью!

Анна каким-то чутьем знала, что большой кусок ее существования уже лежит отрезанным ломтем на разделочной доске вечности. Что даже если Коля отвоюет для нее фирму, по прежним правилам играть будет уже нельзя. Надо будет или вливаться в более крупную структуру, или продавать бизнес. Что было у нее на руках? Много. Со всеми активами почти миллион баксов. В эту цифру было трудно поверить.