«Прогрессивные взгляды Герцена, чем-то напоминающие взгляды Шелли, на любовь, дружбу, равноправие полов и иррациональность буржуазной морали, в ходе этого кризиса подверглись испытанию и были разрушены. Он почти потерял голову от горя и ревности: его любви, самолюбию, глубочайшим понятиям об основе всех человеческих отношений был нанесен жестокий удар, от которого он так никогда полностью и не оправился. Он сделал то, что до него почти никто и никогда не делал: описал свое горе в мельчайших подробностях, детально проследил, как менялись его отношения с женой, Гервегом и женой Гервега, зафиксировал каждую встречу с ними, имевшую место, каждую вспышку гнева, отчаяния, чувства любви, надежды, ненависти, презрения и болезненного самоубийственного презрения к самому себе»

(Цит. по: Исайя Берлин «Александр Герцен и его мемуары», статья представляет собой предисловие к английскому изданию «Былого и дум» (1968 г.). Перевод В. Сапова выполнен по изданию: Isaiah Berlin, The Proper Study of Mankind. An Anthology of Essays. Ed. by Н. Hardy and R. Hausheer, London, 1997, p. 499–524).

Сознание, что ему не удалось спасти женщину, которую он любил, привело Герцена, вместе с сознанием гибели революции, к мысли, что жизнь его окончена, что ни на какой новый труд он более не способен, что деятельности — кроме всенародного разоблачения Гервега — для него уже нет. «Fuimus» — «были», твердил он о себе самом в письмах к Рейхель; «мне все равно, готов умереть или жить — готов, — т. е. окончен». «Мне в будущем ничего нет, и нет мне будущего».

* * *

Впрочем, жить Герцену оставалось еще восемнадцать лет. Целых восемнадцать лет! Немало для человека, утверждавшего, что у него нет будущего.

Дальнейшие события личной жизни Герцена описывает Ф. А. Вигдорова в своей книге «Минуты тишины». Она пишет:

«В 1852 году умерла жена Герцена Наталья Александровна. Умерла, оставив троих детей — Сашу, Тату и Олю. Старшему — Саше, было двенадцать лет, младшей — Оле, два года. Перед смертью, предчувствуя, что скоро уйдет из жизни, Наталья Александровна не раз говорила, что хотела бы доверить воспитание детей Наталье Алексеевне Тучковой. Жена Герцена любила ее, называла ее „моя Консуэло“[17]и верила, что только Наталья Алексеевна сумеет заменить мать осиротевшим детям».

Упомянутая Наталья Алексеевна Тучкова родилась в 1829 году в селе Яхонтово и была дочерью предводителя пензенского дворянства и участника событий 1825 года А. А. Тучкова, человека в высшей степени благородного и хранившего заветы декабристской чести. Она получила хорошее домашнее образование, а в семнадцать лет откликнулась на чувства Николая Платоновича Огарева. В 1849 году она стала его гражданской женой.

Наталья Алексеевна была женщиной пылкой, и она (с таким отцом и «другом») просто не могла не увлечься освободительными идеями. В Париже, во время событий 1848 года, она даже пыталась пробраться на баррикады. Восхищенный Огарев писал ей:

«Я еще в жизни никогда не чувствовал, что есть женщина, которая с наслаждением умрет со мной на баррикаде! Как это хорошо!»

Естественно, Тучкова не могла не откликнуться на предсмертное пожелание подруги.

* * *

Как они стали подругами — это отдельная история.

Виктория Фреде в своей статье «История коллективного разочарования» рассказывает:

«Широко известно, что в 60-е гг. XIX в. русские „нигилисты“ проповедовали эгоизм, отождествлявшийся ими со свободной любовью. Идея свободной любви, однако, начала распространяться в кругах интеллигенции гораздо раньше благодаря романам Жорж Санд и „Избирательному сродству“ Гете. В конце 1840 х эту идею восприняли друзья Герцена, включая саму Наталью Герцен, чья супружеская измена повлекла за собой грандиозный скандал […]

Идею свободной любви с энтузиазмом восприняла и юная Наталья Тучкова, молодая дочь соседа Огарева по пензенскому имению, воодушевляемая Натальей Герцен и Огаревым. С Натальей Герцен Тучкова очень сблизилась во время совместного путешествия их семей по Европе в 1847–1848 гг. Вскоре у двадцатилетней Тучковой начался роман с Огаревым. Ее не останавливало, что он старше на пятнадцать лет и на данный момент все еще состоит в законном браке. Не смущала ее и перспектива любовного многоугольника».

Во всяком случае, уже весной 1849 года Наталья Алексеевна Тучкова написала Наталье Александровне Герцен:

«Огарев все ближе всех; но вы, cara mia, не думайте, чтобы я вас и иначе любила, чем прежде, мне это больно. Отчего же мне перемениться? Вы слишком между собою симпатичны, мои три звездочки, чтобы я могла когда-нибудь охладеть к одной из вас. Только вот что может случиться, раз захочется вас, а не Огарева, другой раз не вас, а Герцена».

Наталья Александровна также любила младшую дочь Тучковых и называла ее «утешением своей души». Похоже, в этой сверхромантической дружбе-любви она искала удовлетворения своих накопившихся эмоций. Она не раз повторяла:

«Ни одна женщина не была любима так женщиной, как ты […] В тебе, Natalie, только в тебе я нашла товарища, только такой ответ на мою любовь, как твоя, мог удовлетворить меня».

А вот еще одно признание Натальи Алексеевны Тучковой, сделанное уже Герцену:

«Я бы тебя до безумия полюбила, но возле стояла женщина, которая мне также дорога была, а она, она знала лучше меня, что я тебя люблю, а мне еще то мешало, что я любила Огарева. Ум мой юный, мало мыслящий, не мог постичь этой тройной любви, а она была всегда, с тех пор, как я стала любить. N… говорила в Париже не раз: „Когда меня не будет, живи с Ал… Ты любишь его, да и он тебя полюбит, вы похожи, может, за то я тебя так люблю“, — но я пугалась этих слов, я отвечала шуткой, а думала: „Да, я слишком его люблю тоже“…»

Даже в XXI веке читать подобные откровения как-то странно, а что же говорить про середину века XIX, когда нравы были гораздо более строгими…

«Человек, развившийся рано, не может ни исключительно жить семейной жизнью, ни отказаться от нее в пользу всеобщих интересов».

(А. И. Герцен)

* * *

В своих «Воспоминаниях» Наталья Алексеевна пишет:

«В 1852 году Наталии Александровны Герцен не стало, а муж ее не переставал звать Огарева, и потому […] было решено, что мы поедем за границу на неопределенное время».

Это был весьма смелый поступок, потребовавший от обоих немалых нравственных сил и стойкости. Дело в том, что Мария Львовна (урожденная Рославлева, племянница пензенского губернатора А. А. Панчулидзева), первая жена Николая Платоновича, с которой он обвенчался в 1837 году и которая теперь проживала в Париже, решительно отказала ему в официальном разводе.