Бонд вдруг ощутил какое-то беспокойство: то самое чувство, которое он испытал, когда обнаружил Скарлетт в своем номере в Париже.

— Откуда я знаю, кто вы такая? Почему я должен верить, что вы та, за кого себя выдаете?

— Вы имеете в виду — откуда вам знать, что я не Скарлетт?

— В том числе и это тоже, — подтвердил Бонд.

О том, что заметил разницу в цвете глаз, он предпочел умолчать.

— Вы видели Скарлетт голой? — спросила Поппи.

— А что, обычно банковские аналитики уже при первой или второй встрече с деловым партнером исполняют стриптиз?

Поппи встала и ткнула пальцем в верхнюю часть своего бедра:

— Так вот, у меня здесь есть маленькая родинка. У Скарлетт нет. Ее кожа без единого изъяна. Пойдемте.

Она взяла Бонда за руку и потянула к плотным зарослям вокруг забора детской площадки. Встав спиной к ограде, она расстегнула крючок и молнию на юбке, посмотрела влево-вправо, а затем приспустила юбку на несколько дюймов. Действительно, прямо под линией, обозначенной белыми трусиками, было небольшое родимое пятно, размером и цветом напоминавшее ягоду земляники.

— Вот. — Она быстро застегнула юбку.

— Очаровательно, — сказал Бонд, — но пока я не увижу Ска…

— Само собой. Но в данный момент никаких других доказательств я представить не могу.

Бонд кивнул.

Поппи умоляюще сжала его руки в своих ладонях:

— Пожалуйста, Джеймс, не бросайте меня. Прошу вас. Речь идет не только о моей жизни, но и о гораздо большем. Вы ведь знаете, что Горнер натворил уже много зла и еще больше собирается сделать.

— Да, я в курсе, — согласился Бонд.

— Ну все, мне пора. Я буду молиться за вас и за то, чтобы снова увидеть вас — как можно скорее.

Бонд проводил ее взглядом. Он видел, как хрупкая девушка подошла к краю тротуара и затем, привычно уворачиваясь от машин, пересекла все шесть полос проезжей части оживленного проспекта. Дойдя до противоположной стороны, она нырнула в первое же остановившееся такси. В отличие от Скарлетт, она не стала махать Бонду рукой на прощание.

Вернувшись в свой номер в отеле, Бонд вышел на южный балкон, с которого открывался вид на город, и развернул листок бумаги, который передала ему Поппи. Там оказался план побережья Ноушехра, наскоро нарисованный карандашом от руки — видимо, самой Поппи. Она отметила пятизвездочную гостиницу под названием «Джалаль» и сделала приписку: «Лучше, чем другие».

Под планом все той же рукой крупными буквами было написано: «Верфи братьев Исфахани». От надписи к одному из квадратиков на плане — в самой середине припортовой улицы — тянулась линия со стрелкой на конце. Кроме того, Поппи предусмотрительно записала название и адрес на фарси.

На следующее утро Бонд вышел из гостиницы, ожидая, что ему придется ехать на каком-нибудь оранжевом рыдване из местного таксопарка, но, усаживаясь на заднее сиденье припарковавшегося перед отелем серого «кадиллака», почувствовал, что везение не изменило ему.

— Меня зовут Хамид, — представился водитель, солидный, серьезный и даже немного мрачный на вид мужчина с седыми волосами и громадными черными усами, формой и размером напоминающими щетку для обуви. — Я буду отвезти вас на Каспийское море. Вы брать купальные брюки? — Хамид скосил глаза на скромный по габаритам дипломат, который составлял весь багаж Бонда.

— Да, — ответил Бонд, — я взять купальные брюки. И еще много разных других вещей.

В его кейсе лежали мыло с губкой, дорожные карты, смена белья и чистая рубашка. Он не собирался задерживаться в Ноушехре больше чем на один день. Естественно, в потайном отделении под петлями дипломата были припрятаны кое-какие совершенно необходимые вещи, да еще кое-что, на взгляд Бонда несколько излишнее. К совершенно необходимым вещам он относил запасные обоймы для вальтера, а ко второй категории — глушитель и то, что старший оружейник Службы майор Бутройд называл «маленькими штучками про запас, на тот случай, если станет уж слишком жарко».

Бонд недолюбливал все эти технические излишества — гаджеты, навороты, примочки и прибамбасы — и не слишком торопился ознакомиться с выданным ему имуществом подробнее. Далеко не сразу технический отдел и оружейная служба сумели убедить его носить с собой специально доработанную зажигалку «Ронсон верафлейм», которая могла использоваться не только по прямому назначению: чиркая кремнем и одновременно нажимая на боковую кнопку, можно было активировать спусковой механизм, выстреливавший из корпуса зажигалки крохотный, чуть больше иглы, дротик, пропитанный не то снотворным, не то еще какой-то отравой, которая вполне надежно обездвиживала и выводила из строя человека среднего телосложения часов на шесть. В остальном Бонд предпочитал обходиться без технических излишеств: куда больше, чем всем этим новомодным «приблудам», он доверял собственным рефлексам, навыкам и инстинктам. Ну а уж если что-то шло не так — тогда следовало положиться на пробивную силу пули, выпущенной из старого доброго «Вальтера ППК». Даже глушитель он воспринимал скорее как обузу и втайне подозревал, что когда-нибудь эта штуковина здорово подведет его: либо отнимет несколько драгоценных мгновений, необходимых для того, чтобы навинтить ее на ствол, либо, если сделать это заранее, зацепится за кобуру или полу пиджака в тот самый момент, когда потребуется быстро выхватить оружие.

Сидя в машине и обозревая северные пригороды Тегерана, Бонд достал пачку «Честерфилда» — лучших американских сигарет, какие нашлись в магазине при гостинице. Густой аромат крепкого табака мгновенно наполнил весь салон «кадиллака», и он предложил сигарету Хамиду. После троекратного отказа — как Бонд уже успел выяснить, это было минимальной нормой вежливости, принятой в Тегеране, — Хамид с энтузиазмом принял предложение пассажира.

Бонд почувствовал, как его синяя хлопчатобумажная рубашка начинает прилипать к телу, — утро выдалось нестерпимо жаркое. Кондиционера в машине не было, так что пришлось открыть окно и впустить в салон дымный и пыльный воздух улиц. Раньше, до того как город настолько разросся на север, дом в Шемиране вполне мог служить убежищем от летнего зноя и духоты. Затем, по словам Дариуса, когда Шемиран превратился из цветущего пригорода в район плотной городской застройки, состоятельные семьи стали покупать себе нечто вроде дач — участки земли с крестьянской хижиной, садом и огородом; в основном они подыскивали себе такие домики в живописных зеленых долинах у подножия вулкана Демавенд. Здесь можно было провести пару месяцев летом в совершенно идиллической атмосфере: простой глинобитный домик на берегу журчащего ручья, простая крестьянская жизнь, как у предков, простая пища, в основном состоящая из того, что росло на прилегающих грядках и в саду, пешие прогулки в горы, а по вечерам — чтение стихов.

Постепенно в этих местах обосновалось так много горожан, что тем, кто жаждал большего уединения от назойливой толпы, пришлось перебазироваться на противоположный склон Эльбурского хребта. Климат там был более мягкий, воздух прохладный и влажный, природа — первозданная; дело осложняло лишь одно: принятая в Персии манера вождения превращала каждую поездку через горные перевалы в полное опасностей и приключений путешествие с непредсказуемым исходом.