– Тебе он не нравится?

– Нравится. Дело не в этом. Когда она вернулась… что ж, скажем так, в раю не все так спокойно. Не хочу сказать, что мне ее не жаль, но…

– Думаешь, Марк ее не любит? – Николь заметила, как у нее подпрыгнуло сердце. – И поэтому она уехала?

– Очевидно, что она расстроилась. – Лиза замолчала. – Да что я вообще знаю?

– Лиза, ты знаешь больше, чем кто-либо другой. Как и всегда.

Напряжение в городе росло. Изредка слышались выстрелы, изменилась сама атмосфера. Стоило сто раз подумать, куда пойти и с кем встретиться. По пыльным улицам носились курицы, коты нежились на солнышке, но Ханой превратился в город теней. Большую часть времени Николь сидела на деревянной скамейке верхнего этажа магазина, стараясь чем-нибудь занять себя. В остальное время она всматривалась в даль, вслушиваясь в голоса солдат или стук армейских ботинок. Чан так и не позвонил, хотя она на это надеялась. Должно быть, он считал, что все телефоны прослушиваются французами. Он мог поговорить с ней лишь при личной встрече, но сейчас находился далеко на севере, и Николь понятия не имела, что происходит.

Никто не пришел к ней насчет туннелей, а Чан объявился только несколько недель спустя. Как-то днем Николь уже собиралась закрыть магазин – опустила жалюзи, держа в руках ключи, и тут увидела его. Николь сразу же заметила, как он исхудал. Чан снял шейный платок и вытер им лицо. Выглядел он изможденным. На его коже отчетливо проступало родимое пятно, череп был гладко выбрит, а когда Чан обнял ее, она ощутила его выступающие ребра. Пелена слез застлала ей глаза, а радость оказалась столь сильной, что Николь позабыла о всякой слежке.

– Нам лучше зайти. – Чан потянул ее внутрь.

– Конечно.

Опомнившись, Николь закрыла дверь.

Чан достал что-то из кармана. К удивлению Николь, он протянул ей плитку шоколада.

– Шоколад! Чан, где ты был? Я не знала, жив ты или мертв!

– Я был в Баккане. Это один из центров сопротивления. Николь, ты бы только его видела!

Она выглянула на улицу.

– Дай я сперва запру дверь, а потом все расскажешь.

Чан не мог остановить поток слов. Николь слушала его, а мысли мчались вперед. С горящим взглядом он рассказывал о присоединившейся к ним интеллигенции, об актерах, певцах и музыкантах. Чан поведал ей, что Вьетминь прячет в горах запасы риса, оставляя его на черный день. В пещерах оборудуют фабрики, где делают все – от мыла до амуниции.

– Когда в сорок седьмом французы разбомбили Баккан, мы ушли в горы. Они думали, что сотрут нас с лица земли, захватив наших лидеров и уничтожив армию. Но это не сработало.

– И что происходит теперь?

– Война, – ответил Чан. – С нами крестьяне. Скоро французов ждет сокрушительное поражение.

– Почему ты не связался со мной? Я думала, что ты погиб.

– Слишком опасно. Американцы пристально за тобой следили.

– Марк?

Чан кивнул.

– Теперь ЦРУ тесно сотрудничает с французами, обменивается разведданными о наших передвижениях. Они учат других обманывать и предавать, называя это методами работы разведки. Им нельзя доверять. Закрой магазин, Николь, и поехали со мной.

– Но я не могу сражаться.

Потрясенная его словами о Марке, Николь поняла, что ее жизнь раскололась надвое.

– Если ты останешься, он будет манипулировать тобою. А у нас ты можешь выступать в представлениях. Есть несколько гастролирующих театральных трупп, которые просвещают людей.

– Пропаганда?

– Можно сказать и так. Я называю это просвещением. Только музыка может так вдохновлять крестьян. Зачем растрачивать свою жизнь, притворяясь тем, кем ты не являешься? Идем с нами!

– Ты только поэтому пришел на премьеру? Проверить, хорошо ли я пою?

– Я и так знал, что хорошо. Но я привел еще одного человека, чтобы показать и ему. Он композитор, пишет чудесные песни на основе народных сказок. Труппы путешествуют по пригородам, выступая для армейских отрядов и в деревнях. Иногда ставят пьесы. Как бродячие менестрели, несущие послание.

– Чтобы внушить людям ненависть к Франции. – Николь покачала головой. – Не забывай, я наполовину француженка.

– Я же говорил тебе. Настанет момент, когда придется выбирать.

– Но я не могу повернуться спиной к семье. В любом случае Вьетминь не примет меня.

Чан покачал головой:

– Мне кажется, ты ошибаешься.

Он протянул к ней руку, и Николь повела его наверх передохнуть. Она поставила в вазу у кровати веточки жасмина, и комната утонула в сладком аромате. Чан разулся, лег на спину и закрыл глаза. Николь устроилась рядом, ожидая, что он сразу же уснет.

Она так долго была одна, что тело отчаянно нуждалось в прикосновении. И хотя Николь испытывала неловкость от их близости, ей стало приятно, когда Чан дотронулся до ее руки. Он развернулся к ней лицом, и Николь увидела морщинки вокруг его глаз. Она совсем не ожидала того, что произошло дальше. Чан приобнял ее и притянул к себе. Потом методично расстегнул блузку, пуговка за пуговкой, все это время не отводя взгляда от Николь. Подогреваемая желанием, которое увидела в его глазах, девушка выпрямилась и сняла рубашку, потом избавилась от прочей одежды.

Чан потянулся к Николь, но она настояла, чтобы он тоже разделся. Он послушно снял с себя вещи, и они посмотрели друг на друга. Николь провела пальцами по его ребрам, ладоням, изучая почерневшие сломанные ногти и тело в ссадинах и синяках. Он коснулся ямочки на ее ключице. Может, они и поспешили, подумала Николь, но ей так хотелось, чтобы ее приласкали. Они занимались любовью без лишней страсти, нежно, как старые знакомые.

– Это мой первый раз, – прошептала Николь, готовая расплакаться.

Она провела пальцем по родимому пятну на его шее.

– Мы оба отмечены, да?

Чан поцеловал ее. Когда все закончилось, Николь, вся вспотевшая, вытянулась вдоль его тела.

– Теперь мы товарищи? – спросил он.

Некоторое время они лежали в тишине.

После Николь приготовила простой ужин из риса и курицы, и Чан с жадностью поел.

– Ты такой худой, – сказала она.

– Было непросто.

– Я не знаю, что делать. Если уеду с тобой, меня станут искать.

Чан покачал головой:

– Если не уедешь, за тобой будут следить. Увидишь, насколько ты важна своей драгоценной семье. Ты не можешь спасти всех.

– Я и не пытаюсь. К тому же я ничего не сделала.

– Тебя видели со мной. Этого достаточно. Сейчас мне пора идти, но я скоро вернусь.

– Не уходи.