Вернулся ее отец со стаканом лимонада.

– Николь согласилась, – сказал комиссар, отойдя в сторону и прикурив сигарету.

– Жиро, ты уверен? – спросил отец, передавая ей стакан. Он похлопал Николь по плечу. – Не хочу, чтобы ты ставил мою дочь под угрозу. Лучше ей вообще не возвращаться в магазин.

– Не беспокойся. Пусть пройдет несколько дней, и американцы из ЦРУ направят в район агентов под прикрытием. Мы все будем присматривать за Николь.

Она сердито глянула на отца:

– Кто рассказал месье Жиро, что я разговаривала с Чаном?

– Николь, не кипятись.

– Боюсь, мы не вправе раскрывать наши источники, – добавил Жиро. – Спасибо за сотрудничество.

– Только обеспечьте ее безопасность. Я сильно люблю своих девочек.

Николь заметила, что глаза отца увлажнились.

Николь не видела Чана несколько дней, но ей и не хотелось. Она много размышляла над его словами. И чем чаще пыталась припомнить, что он говорил, тем больше понимала, что он мог быть причастен к смерти Иветты. Эта мысль ужасала. Дело не только в гибели девочки, ведь жизни лишились и другие невинные – как и та старушка с покрытыми черной эмалью зубами. Многие пострадали, свидетели трагедии стояли на улицах и рассказывали о случившемся всем, кто желал слушать. Находились и любители сплетен, особенно морщинистые старушки с забранными в пучок волосами.

Местные жители не могли закрыть глаза на взрыв, настроения в городе поменялись. Николь знала, что во всем обвинят французов. Напряжение росло, и теперь она носила в основном вьетнамскую одежду, чтобы не привлекать к себе внимания.

Николь не желала разговаривать с Чаном, но это было неминуемо. Не увидев его в магазине, она решила прогуляться к озеру и подумать. У кромки воды она с удивлением увидела застывшую худощавую фигуру. Николь вдруг испугалась и до боли впилась ногтями в ладони.

Однако Чан казался беззащитным. Виноват ли он в смерти Иветты? Когда парень повернулся, Николь вспомнила все, что говорили о нем отец и месье Жиро.

– Как ты мог? – вдруг зашипела она.

Все обвинения утонули в тишине. Окружающий мир запульсировал – зелень деревьев, серебристая гладь озера, одинокая фигура. Все слилось воедино, и у Николь закружилась голова. Она не могла сделать ни шагу. Девушка еще немного подождала. Настал решающий момент – сказать все или убежать.

Через несколько секунд Чан тяжело вздохнул:

– Я знал, что ты так подумаешь.

– Мне сказали, что ты в этом виноват.

– Кто?

Ничего не видя, она уставилась себе под ноги, потом снова взглянула на Чана:

– Жиро и мой отец. Они обвинили тебя.

– И ты им поверила? Ты правда так считаешь?

– Я возразила, – сощурившись, ответила Николь. – И ничего им не сказала.

– И?..

– Чан, что ты сделал?

– Тебе нужно об этом спрашивать?

Его взгляд ожесточился. Парень приблизился к ней на несколько шагов.

Николь выставила перед собой руку:

– Не подходи ближе.

– Прежде чем судить кого-то, подумай. Зачем нам убивать своих же людей?

Она покачала головой:

– Чтобы дискредитировать французов.

Чан пнул ногой сухую листву:

– Ты не думала, что все может быть наоборот?

Последовала короткая пауза.

– Клянусь тебе своей матерью, это были не мы. Я бы не причинил вреда ребенку, ни волоска бы не тронул с его головы.

Николь задрожала, представив себе Иветту, – как подпрыгивали ее косички на бегу.

– Я больше не могу… – Николь обхватила себя руками и согнулась пополам. – Она никому не причинила вреда.

– Николь, я тоже не могу.

Она подняла голову, глядя на летящих над озером птиц и размышляя о словах Чана. На него она не смотрела, но знала, что он застыл на месте.

– Как мне поверить тебе, – сказала она, поворачиваясь к нему спиной, – если все кругом твердят, что виноват Вьетминь? Как?

Чан подступил к ней на шаг:

– Я даю тебе слово.

Николь внимательно посмотрела на парня, пытаясь найти хоть какое-то подтверждение лжи. Чан ответил ей решительным и дерзким взглядом. Мышцы на его лице дернулись, словно он слишком долго сдерживал свои чувства и только теперь мог немного расслабиться. Его глаза увлажнились, и он показался Николь столь уязвимым, что у нее сжалось сердце. Она бы ни за что не поверила ему, не убей отец того человека. Если он мог так хладнокровно совершить подобное, на что еще способны французы?

– Тогда кто?

– Возможно, американцы. Мы знаем, что поблизости рыскали агенты ЦРУ. Возможно, они сотрудничают с ключевыми представителями Франции, которые собирают во Вьетнаме третью армию.

– Чтобы бороться с Вьетминем?

– Да, пытаясь подорвать нашу репутацию.

Николь не могла с ним спорить. Она подошла к Чану и посмотрела ему в глаза, стараясь ничем не выдать своей осведомленности о третьей армии.

– Они хотят, чтобы я донесла на тебя. Сообщила им, когда мы снова увидимся.

В глазах Чана сверкнули слезы. Тронутая такой искренностью, Николь протянула ему руку. Он был так юн, но жизнь уже успела потрепать его. Николь не хотелось, чтобы он тратил время на безнадежное дело.

– Чан, почему бы не забыть все это? Вернуться к учебе. Вьетминю не одолеть французов.

Он взял ее за руку и легонько сжал.

Николь растерялась, не зная, как ответить на это. За непоколебимыми принципами и рвением Чана скрывался наивный мальчишка. Говорил ли он ей правду? Николь прикоснулась к другой его руке и ощутила тепло. Закрыла глаза, прислушиваясь к шуршанию ветра на поверхности воды. Чан кашлянул, и она резко распахнула глаза. Парень улыбнулся, и Николь почудилось, будто она знает его всю жизнь. Как брата из Вьетнама. Ей вдруг остро захотелось защитить Чана – желание столь же непроизвольное, как и любовь к отцу, несмотря на все содеянное им.

– Обещаешь, что не станешь мне врать? – сказала Николь, хотя знала, что не расскажет ему об увиденном в подвале.

Он прикоснулся к своей груди, потом положил ладонь поверх ее сердца. Взял Николь за руку и повел в укромную чащу, раздвигая ветви кустарников. Они протиснулись на небольшую поляну, полностью покрытую листвой.

– Я и не знала, что здесь есть такое место, – сказала Николь, попытавшись сесть, но ей пришлось пригнуться под низкими ветвями.

– Лучше прилечь, – отозвался Чан. – Места здесь не так много.

Он протянул к Николь руки, помогая опуститься рядом на траву. Девушка положила голову ему на плечо. Вдалеке порой скрипели колеса велосипеда или проезжала машина, но они прислушивались к пению птиц и шуршанию листвы. Николь приподнялась на локте, разглядывая, как скользят лучи по медовой коже Чана.