— Верно. — От мысли о том, что они решат, я сильно смутиласьи не смогла посмотреть Балтазару в глаза.

— Мы будем и дальше искать, я обещаю.

— Спасибо.

Вниз по лестнице мы спустились незамеченными, и Балтазар соблегчением произнес:

— Отлично. Не хотелось бы портить тебе репутацию.

— Вампиров можно обесчестить?

— Ты должна об этом знать лучше других. — Он взял меня заруку и направился к танцполу. — Пойдем. Пусть начинают злословить.

На этот раз мы танцевали не только ради удовольствия.Балтазар привлек меня к себе ближе, чем раньше, ближе, чем меня когда-либокто-либо прижимал, кроме Лукаса, конечно. Наши тела тесно соприкасались. Теперьмы с ним не были частью общего движения. Мы двигались медленнее остальных,словно в мире не осталось никого, кроме нас, словно мы были совершенно одни.Говоря по правде, сейчас я куда острее ощущала, что за нами наблюдают, ощущалавеселое изумление наставников, интерес остальных ребят и злобную ревность Кортни.

Это все игра, повторяла я себе снова и снова. Это ничего незначит ни для меня, ни для Балтазара. Получать удовольствие от игры —нормально.

В какой-то момент Балтазар задел рукой платье одной издевушек и поморщился:

— Что за...

Мы выпали из танца и отошли к стене. Я взяла его за руку иувидела на указательном пальце красную каплю.

— Должно быть, у нее булавка в платье.

Балтазар покачал головой и вдруг замер. Он медленно поднеспалец к моим губам, предлагая мне свою кровь.

Вампиры вокруг нас воспримут это как флирт. Пить кровь другу друга — очень интимный для вампиров процесс. Тот, кто пьет, можетпочувствовать все потаенные желания и эмоции другого. Зачем Балтазар предложилмне свою кровь — только для того, чтобы дополнить иллюзию наших с ним отношений,или же он в самом деле хочет этого?

Так или иначе, но я не могла сказать «нет».

Мои губы сомкнулись на его пальце, я лизнула подушечку. Вкусоказался соленым. И хотя крови была всего лишь капля, мне хватило, чтобымельком почувствовать то, что чувствовал он, увидеть стробоскопическую вспышкуего мыслей: я танцую в темно-зеленом платье, мудрее, старше и в тысячу разкрасивее, чем я есть на самом деле.

Я сглотнула, все вокруг как будто потемнело, а черезмгновение осветилось снова.

— Гораздо лучше, — сказал Балтазар низким голосом и медленновынул палец у меня изо рта.

До меня дошло, что я стою зажмурившись. Чувствуя себя словноодурманенной, я попыталась собраться с мыслями.

— Ладно. Хорошо. — Он улыбнулся, и мне показалось, что онсобой гордится.

Повернув к танцполу, я чересчур беззаботно произнесла:

— Пойдем танцевать?

— Пойдем.

Пальцы Балтазара сомкнулись на моей руке, и, безупречновыбрав момент, он в одно мгновение увлек меня обратно на танцпол. Водовороттанцующих тут же захватил меня, словно я чувствовала ритм и темп музыки вбиении собственного пульса. От вкуса крови и возбуждения кружилась голова.Больше никогда, думала я. Лукасу это не понравилось бы. Ни за что.

Я поскользнулась на чересчур гладком полу, начала извиняться— и тут же поскользнулась опять. Схватилась за плечи Балтазара, чтобывосстановить равновесие, он нахмурился, и тут я поняла, что он тоже с трудомудерживается на ногах. Мы одновременно глянули на пол и обнаружили, что стоимна льду.

Все забормотали, начали в смятении вскрикивать, а ледстановился все толще, потрескивал, и вот уже под ногами прочная, неровнаяголубовато-белая поверхность. Несколько человек упали. Какая-то девушкапронзительно завопила. Я заметила на стене букет белых цветов, перевязанныхлентой: каждый лепесток сверкал инеем и стал неподвижным, замерзшим, твердым...

Балтазар пробормотал:

— Это?..

— Да.

Холодный, вызывающий дрожь ветер, который я хорошо помнила,пронесся по залу, и свечи замигали, а некоторые потухли. Оркестр постепеннопрекратил играть — сначала один инструмент, затем другой и наконец полнаятишина. Учителя потащили учеников к дверям, но, хотя все были напуганы, никтоне мог оторвать взгляда от происходящего. Голубоватый лед покрывал стены,заморозил все до единого окна; сосульки, толстые, как сталактиты, свисали спотолочных балок и с каждой секундой становились все больше. Вот они длиной двафута, пять футов, десять, и уже толще меня — и все это за какие-то мгновения. Яощутила прикосновения холодных хлопьев, только сейчас они были не мягкими иснежными, как в прошлый раз. Они были острыми и колючими, как ледяная крупа.

— Что мы сделали? — Я вцепилась в пиджак Балтазара. —Разбудили призрака?

— Призрак? — Это Кортни, а мы меньше всего хотели, чтобыкто-нибудь услышал это слово. — Это призрак?

Началась паника. Все одновременно кинулись к выходам,поскальзываясь на ледяном полу, вопя во все горло, падая друг на друга исоздавая заторы. Балтазар одной рукой схватил меня за талию, а другой рукойприкрыл мне голову, защищая от нечаянных ударов. По залу хлестнул ледянойветер, задув оставшиеся свечи. С каждой секундой становилось все темнее; скаждой секундой мне становилось все страшнее.

Они знают, что делать, думала я, хотя теперь меняпо-настоящему трясло. Наверняка миссис Бетани, или мои родители, или ещекто-нибудь знают, как с этим справиться, потому что, о господи, кто-то должен сэтим разобраться и прекратить...

На окошке с простым стеклом, единственным в большом зале,вдруг в нескольких местах растаял иней, образовав одно слово: НАША.

И тогда лед треснул сразу и везде — на стенах, на потолке,на полу. Мы едва устояли на ногах из-за этого толчка, и я услышала над головойужасный треск. Посмотрев наверх, я увидела, что сталактиты дрожат, и тут ониобрушились. Ледяные копья десяти футов длиной полетели вниз, прямо на нас.

Все закричали. Балтазар швырнул меня на пол и накрыл своимтелом. Потрясенно ахнув от прикосновения льда к телу и тяжести Балтазара, яувидела, как один из сталактитов рухнул в каком-то футе от меня. Осколки льдаполетели во все стороны, вонзаясь мне в руки; я услышала, как ругаетсяБалтазар, и поняла, что ему досталось еще сильнее. Тяжелая сосулька свалиласьрядом с нами, в нескольких дюймах, чудом не задев Балтазара.

Затем затряслось и с финальным пронзительным звоном лопнулоокно. Осколки усыпали весь пол.

И все кончилось. Вокруг слышались рыдания и отдельныевскрики. Балтазар скатился с меня, держась за спину и морщась, и я смоглаоглядеться. Все промокло, украшения свалились на пол, вокруг лежали и быстротаяли огромные куски льда, в лужах валялись атласные туфельки.

— Балтазар, ты цел?