Затем я познакомился с Энн Брейвман (семьдесят девять лет) и Ритой Кан (восемьдесят шесть), и они рассказали, что на прошлой неделе ходили в кино. Это не было заранее запланированное “культурное мероприятие” для большой группы. Просто подружки в четверг вечером решили посмотреть “Король говорит!”. Энн надела красивые бирюзовые бусы, а Рита слегка нарумянилась, подкрасила глаза голубыми тенями и нарядилась в новый костюм. Они попросили нянечку сходить с ними – иначе ничего не получилось бы: Энн была парализована ниже пояса из-за рассеянного склероза и передвигалась в инвалидном кресле с моторчиком, а Рита в прошлом несколько раз падала и не могла обойтись без ходунков. Подруги заплатили за инвалидное такси 15 долларов. Но они знали, что всегда могут сходить в кино, стоит только захотеть. Теперь они собирались смотреть “Секс в большом городе” на DVD.

– А вы уже читали “Пятьдесят оттенков серого”? – кокетливо спросила Рита.

Я целомудренно признался, что нет.

– В жизни не слышала про все эти цепи и все такое прочее! – восхищенно воскликнула она. – А вы?

Я не нашелся, что ответить.

В “Ньюбридже” можно было держать домашних животных, но, в отличие от “Райской альтернативы” Билла Томаса, сама администрация их не заводила, поэтому животные не играли здесь такой уж важной роли. Зато здесь были дети. На той же территории, что и “Ньюбридж”, располагалась частная школа (от дошкольного обучения до восьмого класса), и два учреждения установили тесные дружеские отношения. Те из обитателей “Ньюбриджа”, кто сохранил достаточную самостоятельность, работали в школе библиотекарями и репетиторами. Когда в школе проходили Вторую мировую войну, то на уроки приходили ветераны, своими глазами видевшие все то, о чем было написано в учебниках. Школьники тоже каждый день забегали в “Ньюбридж”. Малыши ежемесячно устраивали там какие-нибудь праздники, выставки рисунков или поделок, музыкальные концерты. У пятого и шестого класса здесь проходили уроки физкультуры – совместно с обитателями “Ньюбриджа”. Учеников средних классов учили работать с теми, кто страдает деменцией, и они принимали участие в программе шефства над здешними старичками. Не раз и не два детям и старикам удавалось крепко подружиться. Один мальчик, друживший со стариком, у которого была болезнь Альцгеймера в тяжелой степени, даже выступил с речью на его похоронах.

– Эти детишки – само очарование! – сказала Рита Кан. Она призналась, что общение с детьми – одна из двух ее самых больших радостей. Вторая – различные кружки, на которые она ходит.

– Кружки! Кружки! Обожаю кружки!

Она ходила на семинары по современной политике, которые вел один из обитателей “домохозяйства”. Когда Рита узнала, что президент Обама все еще не побывал в Израиле с официальным визитом в качестве главы государства, она отправила президенту гневное электронное письмо: “Не могла же я промолчать – надо было сказать этому человеку, что пора оторвать зад от кресла и полететь с визитом в Израиль!”

Поневоле начинаешь подозревать, что стоимость пребывания в таком месте должна быть заоблачной. Однако ни один из моих собеседников не был богачом. Рита Кан когда-то работала в больничной регистратуре, а ее муж был инспектором школ. Энн Брейвман – бывшая медсестра в Массачусетской больнице общего профиля, а ее муж торговал канцелярскими товарами. Рода Маковер была бухгалтером, а ее муж – бакалейщиком. Словом, их финансовое положение было примерно такое же, как и у Лу Сандерса. Более того, 70 % обитателей “Ньюбриджа” уже истратили все свои сбережения и за их пребывание платил штат.

“Ньюбридж” сумел заручиться солидной поддержкой благотворителей благодаря тесным связям с еврейской общиной, иначе заведению не удалось бы остаться на плаву. Однако в часе езды отсюда, неподалеку от дома Шелли и ее мужа, я обнаружил учреждение, вовсе не располагавшее такими ресурсами, как “Ньюбридж”, но не менее новаторское. “Питер-Санборн-Плейс” выстроен в 1983 году и представляет собой субсидируемый жилищный проект на 73 квартиры, предназначенный для сохранивших самостоятельность малоимущих пожилых людей из числа местных жителей. Джеки Карсон, директор “Питер-Санборн-Плейс” с 1996 года, не собиралась организовывать там сестринский уход. Однако обитатели дома старели, и Джеки поняла, что нужно каким-то образом обеспечить им возможность при желании остаться здесь до конца – а такое желание у них было.

Поначалу постояльцам нужна была просто помощь по хозяйству. Джеки наняла помощниц из местного агентства, чтобы они стирали, убирали, покупали продукты и так далее. Но потом кое-кто из жителей дома стал очень уж сдавать, и тогда Джеки пригласила специалистов по лечебной физкультуре и реабилитологов, чтобы те раздали трости и ходунки и занимались со стариками оздоровительной гимнастикой. Кому-то требовались катетеры, лечение пролежней и трофических язв и другие медицинские процедуры. Тогда Джеки организовала обходы медсестер. Когда домработницы из агентств начали намекать, что неплохо бы сдать некоторых жильцов в дом престарелых, Джеки наотрез отказалась. Она открыла собственное агентство по найму и брала на работу в “Питер-Санборн-Плейс” только тех, кто готов был помогать старикам во всем – от приготовления обеда до визитов к врачам.

Потом у одного жильца обнаружили болезнь Альцгеймера. “Пару лет у меня еще получалось за ним ухаживать, – вспоминает Джеки, – но болезнь прогрессировала, и мы оказались к такому не готовы”.

Старик нуждался в круглосуточной сиделке и не мог сам пользоваться ванной и туалетом. Джеки начала понимать, что, видимо, достигла предела своих возможностей и все-таки придется отправить больного в дом престарелых. Однако его сыновья занимались благотворительностью и работали как раз в Фонде лечения болезни Альцгеймера (который в свое время и выделил деньги на то, чтобы нанять первую ночную сиделку в “Санборн-Плейс”). Прошло лет десять, и из семидесяти с лишним жильцов полностью обслуживать себя могли лишь тринадцать. Двадцати пяти нужна была помощь с приготовлением пищи, покупками и так далее. Еще тридцати пяти – с гигиеной и лечением, иногда круглые сутки. Однако “Санборн-Плейс” не спешил получать лицензию дома престарелых и даже пансионата. Официально он оставался жилым комплексом для малоимущих пенсионеров. Просто у него была руководительница, которая твердо решила, что людям надо дать возможность жить у себя дома – так, как они хотят, до самого конца и невзирая ни на что.

Я познакомился с одной из обитательниц комплекса – Рут Баррет, – и мне стало понятно, что даже очень глубокий инвалид все же может жить у себя дома. Рут было восемьдесят пять, и, как сказала Джеки Карсон, она находилась в “Санборн-Плейс” уже одиннадцать лет. Ей была необходима кислородная подушка, поскольку Рут страдала застойной сердечной недостаточностью и хронической легочной недостаточностью. Кроме того, она уже четыре года не могла ходить из-за осложнений артрита и лабильного диабета.

– Я могу ходить! – перебила Рут, разъезжавшая вокруг нас в своем кресле с моторчиком.

Джеки улыбнулась:

– Нет, Рути, все-таки не можете!

– Ну, хорошо, могу, но не очень! – согласилась Рут.