— Приходится, куда деваться. Спасибо. Я тогда глупо себя вела.

— Да ладно, не будь дурехой. Мы все друг с другом связаны, и сейчас и потом. Ненормально, если бы было по-другому.

Руби улыбнулась и сжала руку Салли.

— Кто теперь на его кровати?

— Мистер Париш. Он вчера был в драке и получил порез на лице. Его зашили, но еще его ударили в голову, поэтому положили, из предосторожности. Он сейчас спит.

Несколько мгновений эта информация переваривалась, а затем Руби вспомнила радио, ди-джея Хромо и его объявление, что Чарли Бой ранен. Ей стало интересно, был ли это тот самый мистер Париш, потому что его программа называлась «On The Parish». Это могло быть простым совпадением, но она хотела проверить, подошла к кровати и открыла карту, увидела, что его имя Чарли. Он выглядел нахалом, это точно, но опять же, не составляет никакого труда умножить два на два и выяснить реальное имя человека, работающего на пиратской станции, которую надо расшифровать, и определенно это не задача для DTI. Потасовка фанатов, рвущих на себе волосы, если они когда-нибудь это узнают, и она стояла еще минуту в ногах у его кровати и смотрела на то, что могла увидеть, одна сторона головы, перебинтованная, была видна, другая зарыта в подушку, короткие волосы и тело, спрятанное под одеялами.

Она знала, это всего лишь программа на радио, и в основном Чарли только ставил музыку, но еще он говорил, и как будто она знала его, она думала об этом много раз, не то чтобы ей было интересно, кто его семья, его друзья и так далее, куда он ходит выпивать и общаться, но она знала его мнение по некоторым вопросам и определенно знала его вкусы в музыке. Как будто он был давно потерянным братом или кем-то наподобие, братом, которого у нее никогда не было, как много раз по утрам она просыпалась и щелкала выключателем, который звуком его голоса перекрывал полицейские сирены. Это действительно маленький мир, если честно, мир в одной минуте. И он оказался прямо в той кровати, в которой умер Рон. Если бы только это была другая кровать… и хотя она была обрадована тем, что видит, как выглядит на самом деле Чарли Париш, она чувствовала себя непочтительной по отношению к Рону за то, что испытывает какую-то радость в тот момент, когда его еще даже не похоронили.

Она посмотрела на других мужчин и увидела, что они расстроены, сидят в мрачном размышлении. Они знали Рона так же, как она, может, чуть-чуть лучше, он был один из их команды, даже если они побыли вместе короткое время. Она вернулась к столу.

— Ты его знаешь? — спросила Салли.

— Нет, на самом деле нет. Я просто узнала его имя.

— Ведешь себя, как будто его знаешь.

— Все нормально? — спросила Доун, проходя мимо, она тащила бутылку с мочой и сладострастно облизывала губы.

Руби и Салли засмеялись и пошли каждая в свою сторону. Руби всегда будет их помнить, никогда не забудет старика с тонким телом и острым языком, сидящего в комнате с телевизором, но пусть так, она не смогла сдержать улыбки, адресованной самой себе, и подумала, что это безумие, как в мире все движется вперед, только одного человека отправили на тот свет, и тут же привезли другого, Чарли Париша с радио, топ-ди-джей «Сателлайт FM», который ставил записи для пары сотен местных жителей, в ее глазах он знаменитость, человек без лица, разрезанного по щеке, и когда они говорили, что жизнь для того, чтобы жить, она знала точно, что именно это значило. Доун прошла обратно по коридору, виляя задом, опять с бутылкой для мочи, и она смотрела на эту бутылку таким жадным взглядом, как будто в ней было вино или что-нибудь вкусненькое.

— Что за сраная работа, — прошептала она в ухо Руби. — Мы точно все ебанутые.

Мистер Джеффрис решил ездить на работу на машине. Для перемены впечатлений. Говорят, что разнообразие — это соль жизни, и разве он мог с этим не согласиться? Он мог полностью расслабиться, а заодно избежать созерцания тупой головы скинхеда в клетчатой футболке. Вместо шоссе он решил добираться до работы местными дорогами. Он предпочитал главную трассу, но путешествие по этим мрачным туннелям было одним из аспектов его исследования. Город, в котором он работал, не то место, где хотелось бы остановиться, а если бы он поехал по шоссе, то мог поддаться соблазну мчаться до самого пригорода. Мягкие зеленые поля. Эти темные сатанинские мельницы существовали только в покоробленном разуме революционера Блейка.[34]

Представь, что ты видишь ангелов в Пекаме. Он думал о чае со сливками и разваливающихся фермах, обедах с жарким и элегантных огромных домах. Естественно, это были тоскливые раздумья. Он был предан своей работе и волей-неволей не мог от нее скрыться. Мистер Джеффрис получал удовлетворение от того, что служил людям, хотя эти люди были пусты и приводили его в отчаяние.

Бесконечные дома обрамляли гудрон, как будто стояли сплошной белой стеной. Он проезжал мимо витрин магазинов, станций техобслуживания, пабов, дворов, прилавков с фаст-фуд, бильярдного зала, заплаток-пустырей. Сгоревшие остатки машины на спуске. Не было индивидуальности, слишком мало цвета, который должен радовать глаз. Дороги были продолжением мертвенных коридоров больницы, в ее палатах и комнатах ожидания отражалась тупость этого города. Персонал старался из всех сил, но был сделан из того же теста, что и остальные безмозглые жители.

А даже и так, у мистера Джеффриса было хорошее настроение, и он наслаждался мягким гудением своего нового мотора «БМВ». Немецкие автомобили определенно сконструированы для удовольствия. Тевтонская эффективность и американская свободная предприимчивость представляют идеальную комбинацию. Добавить хорошую французскую еду, и он был более чем удовлетворен. Проезжая мимо автобуса, он взглянул налево. Был потрясен видом такого количества тел, втискивающихся внутрь. Его чувство благополучия было покороблено, когда он своими глазами увидел людей безо всяких средств и был вынужден продолжать поездку вместе с этой массой. Заключенные в автобус. Прижатые друг к другу мужчины и женщины в прогорклой одежде, которые уставились вперед и не говорили ничего. Окруженные подростками, которые говорили слишком много. Подонки школьного возраста, которые плевались и матерились. Издевались над его манерами. Их волосы растрепаны, а зубы сломаны. Отвратительное дыхание вывернуло его желудок. Он мог почувствовать их одежду на своей коже, материал, пропитанный из чана пота. Эти объятия были прямо со страниц Шекспира. Болтающие проститутки прижимали к повисшей груди пластиковые игрушки. Присутствие шмыгающих носом внуков, которые отплачивали старикам преступным насилием и потерей морали. Куклы для девочек и пистолеты для мальчиков. В тинейджерском возрасте мальчики начинали угонять машины и грабить пенсионеров, а девочки кололи друг друга иголками для шитья. Все время под наркотиками, перебегая от одного сексуального партнера к другому. Передавая дальше по цепочке сифилис и герпес с таким безразличием, которое казалось ему непристойным.

Видение, на которое вдохновил документальный фильм, разворачивалось, когда он представил юную мать, стучащую по коленям пластиковой сумкой. Злой возраст тинейджеров ударил, словно ножом, по его мироощущению. Отсталый ребенок дернул его за руку и попросил пятьдесят пенсов. Ногти обкусаны. Из носа течет. Улыбка на его лице. Такая деградация. Он не отваживался представить, что творится дома у этого ребенка. Нет сомнений, что отец был задирой с татуировками, окружающими пупок. Тип человека, который будет сидеть в баре на незнакомой улице и кидать пивные бутылки в мирных местных жителей. Любитель амфетаминов и крепкого пива. Мать более чем обычная шлюха, диккенсовская потаскуха с бескровной кожей и серыми глазами. Вполне готова спать с любым мужчиной, который займет ее воображение. Вообще без стыда. Впалые щеки и любовь к крэк-кокаину. Ее брат — еще один пьяный скинхед, который уставился на него через весь автобус. Отравленный ненавистью к красношеим особям. На лбу татуировка в виде свастики, в руке нож. Мистер Джеффрис с трудом заставил себя забыть впечатления от фильма и очнуться, вдавил педаль акселератора. Автобус остановился, в него влезла толпа ревущих и обезумевших крестьян, размахивающих пластиковыми сумками. Как будто бы он мельком заглянул в ад. Но ничего страшного. Он был человеком рассудительным.