в пятницу, и все трубили об отрицательном значении родства.

«Как бы я хотела, чтобы этого было достаточно для победы».

Судья в понедельник строг и сосредоточен.

То, как он смотрел на бумаги мне не нравилось. Через некоторое время дверь в зал суда открылась и к нам вошел Вячеслав Николаевич. Огляделся и сел в последнем ряду.

Развернулась обратно к судье и увидела, что тот немного стушевался. Значит этот пришел для устрашения? Неужели мужчина сопротивлялся?

– Адвокат ответчика встаньте.

Римма поднялась со странной ухмылкой.

– Эти анализы принять я не могу. Так как суд сам провел экспертизу по иску Константина Вячеславовича, которая доказала родство между Подгорной Юлией и истцом. Повторное проводить не вижу смысла.

– Простите уважаемый суд, но может нам тогда отправиться в независимую лабораторию вне этого города и области?

– В этом нет необходимости. Решение принято по поводу теста. Именно истец стал инициатором доказательств своего отцовства.

– Я вас поняла.

Она села, а я смотрела на нее и не понимала, что все это значит.

– Все потом, Дина.

Когда судья удалился на пять минут, она повернулась и стала пояснять, что законно ничего не выходит решить. Точнее в данный момент.

– Значит ее сейчас отнимут? А что потом? Что дальше? Вы не понимаете? – начала повышать голос, но вовремя остановилась.

– Дина, я не ухожу никуда. Я адвокат, но я еще и женщина. Я сама мать, поэтому не думай, что вот так просто все оставлю. Нам нужно выиграть это дело не сегодня, а вообще. Чтобы и завтра ты была свободной от них девочка. Просто доверься.

– Но… Это значит… – озвучивать вслух самые страшные для себя мысли я не могла, язык словно не поддавался.

– Возможно. Давай не будем пока что думать об этом, точнее ты не думай.

Все походило на бред, но без нее я бы вообще закопалась во всем этом с головой.

Когда мужчина вошел внутрь, мы встали, и он с ходу стал говорить.

– Итак, я принимаю решение о том, что окончательный вердикт будет вынесен через три недели. Обстоятельства, приведшие нас, сегодня сюда касаются ребенка и его безопасности. Чтобы все уложить в одно, мне потребуется время. К тому же, Дина Алексеевна не выступила тут в роли благонадежного родителя. В то время, как Константин Вячеславович напротив обеспокоен не только состоянием дочери, но и матери своего ребенка, вы же враждебны в его отношении. Ваше противостояние уже ведет к психологической травме Юлии. Вам следует уладить в первую очередь ситуацию между вами обоими, иначе я приму радикальные меры, которые не понравятся ни одной из сторон. На этом основании я объявляю судебное заседание закрытым. Объявление решения вы получите с судебными приставами, для разъяснения и подачи жалобы будет время.

– Все хорошо, не переживай, – шепчет сбоку адвокат, но я не вижу ничего хорошего в этом всем.

Это конец полнейший.

Время понеслось стрелой, летящей не пойми куда. Я разрабатывала план побега, не в шутку.

Успокоения от заверений Риммы хватало ненадолго, а ужас, творящийся до этого, оказался лишь началом того самого конца.

Через две недели в квартиру постучали. Это был понедельник и всю группу отправили на карантин из-за ветрянки у одной из девочек, решили перестраховаться, поэтому мы с Юлей обе были дома.

На пороге появились два полицейских и женщина в строгом костюме.

– Подгорная Дина Алексеевна?

– Да, – сзади подбегает Юля и тут же вжимается в мои ноги, обнимая их своими ручками. – В чем дело?

– Вот постановление суда о том, – передает в мои руки какую-то бумагу, на которой все расплывается от потрясения происходящего со мной сейчас, – что вы временно лишаетесь родительских прав и сейчас обязаны передать ребенка в присутствии работника социальной службы нам, для передачи нами его законному отцу Подгорному Константину Вячеславовичу.

– Что? Но… Погодите. Это ошибка видимо. Суд был только две недели назад. И почему решение приносите мне вы, а не… Вы не имеете права. Поймите, Подгорному не нужна дочь. Он даже не ее отец, – продолжаю говорить, а малышка начинает плакать.

Поднимаю ее на руки, и она крепко прижимается ко мне всхлипывая.

– Видите? Она без меня не сможет. Тем более с ним и его женой. Пожалуйста, поймите же вы наконец.

– Дина Алексеевна, вы должны передать нам сейчас ребенка. В противном случае временное лишение станет постоянным и окончательным.

– То есть как? Не забирайте ее, умоляю, – стараюсь сохранять спокойствие, но Юля все плачет и плачет, а полицейские подходят с обеих сторон и начинают отрывать ее ручки от меня.

– Мама… мамочка… – малышка кричит, разрывая мое сердце на части.

– Отпустите ее… Нет… Не смейте этого делать, – уже срываюсь я, хотя понимаю, что должна успокоить ее, но меня начинают оттеснять мужчины, нагло отталкивая и хватая за запястья. Я вырывалась. Билась как могла, но что я могла? Что я могла?

Как только мои руки скрутили назад, а Юля оказалась на руках женщины я упала на колени.

– Пожалуйста остановитесь, что вы делаете? Да одумайтесь же…

Но меня уже никто не слышал, унося мою девочку все дальше, скрываясь за дверью квартиры.

– Верните ее, умоляю, – плачу полностью обездвиженная. – Верните ее… Верните…

Повторяю одно и тоже все тише, словно кислород забрали, выкачали все силы и меня хватает лишь на шепот, который со временем тоже стихает.

Глава 25

Сколько проходит времени после того, как вырвали мое сердце из груди, я не знаю.

Я не следила за ним. Я просто лежала и продолжала плакать.

Должна встать и что-то делать, но я не могу… У меня не получается… Не выходит ничего.

Еле доползаю до своего телефона, который оставила в гостиной и набираю номер Кости, чувствуя, как он смеется, торжествует, но мне плевать, я буду умолять его. Вот только мне не отвечает никто.

Тишина.

Она разрывает нервные клетки на маленькие атомы и тело пронзает тысячей жалящих медуз.

Это больно, но ей больней. Ей в тысячу раз больней. Я не защитила ее. Я должна была это сделать, а я не смогла.

На протяжении этих недель я звонила Артему на разные номера и мне не отвечали. Точнее не соединяли, отвечая лишь: «Мы не знаем где он, позвоните позднее!»

Тогда я решила, что он просто обижен до сих пор, поэтому сейчас добьюсь этой встречи и этого разговора с ним.

Потерянная и обессиленная выхожу на улицу и еду по единственному адресу, где мне надеюсь помогут. Потому что иначе, я никогда не верну