– Так о чем вы все-таки хотите написать свою историю? – начиная сердиться, спросила Эбби. – О том, что Доминик Блейк был наркодилером?

– Нет, я не это имел в виду. Я хочу написать о том, как и почему Доминик Блейк исчез. А чтобы понять это, мы должны побольше узнать о нем. Потому что ответ на вопрос о причине его смерти надо искать в его жизни.

Она вынуждена была признать, что в его словах есть резон.

– Ответ этот может быть банально прост: например, заблудился или заболел в джунглях.

– Все может быть, – сказал он, откидываясь на спинку стула.

– Я не смогу заниматься этим, Эллиот. Теперь, когда я вроде как знакома с Розамундой.

– А вы представьте себя на месте Розамунды Бейли, – медленно произнес Эллиот. – Вы уже немолоды, вы мудры, но при этом так и не узнали, что случилось с мужчиной, который был любовью всей вашей жизни. Разве вам не захотелось бы наконец выяснить это? Разве вы отказались бы, если бы кто-то более молодой, более энергичный, вооруженный технологиями двадцать первого века, располагающий ресурсами и средствами, взялся бы разобраться с тем, что ускользало от вас в течение пятидесяти лет и что все это время мучило вас?

– Эллиот, вам бы на сцене выступать, – шутливым тоном заметила она.

– Эбби, я говорю совершенно серьезно, – сказал он.

– Хорошо, я сделаю это.

Когда она произнесла эти слова, ее охватило радостное возбуждение, а еще она испытала непривычное ощущение свободы и даже какой-то отрешенности. Это было очень приятное чувство.

– Вот и прекрасно! – заключил Эллиот, протягивая ей руку.

Она пожала ее, и между ними проскочила искра сопричастности к общему делу.

– Что ж, добро пожаловать на борт, партнер! Вы не пожалеете о вашем решении.

Стояло прекрасное утро, когда Эбби поднималась по склону холма, и солнце, пробивавшееся сквозь кроны деревьев справа от нее, оставляло светлые полосы на тенях на раскинувшемся за оградой кладбище. О кладбище Хайгейт она знала только то, что здесь был похоронен Карл Маркс, но было оно заросшим и выглядело покинутым: покосившиеся надгробия, стоявшие теперь под всякими немыслимыми углами, странноватый, выглядывавший из зарослей плюща ангел.

«Не хотела бы я оказаться здесь ночью, – подумала она, переходя улицу. – И не хотела бы жить поблизости, чтобы все это постоянно было перед глазами». Она взглянула на ряды домов в викторианском стиле, тянувшиеся перпендикулярно кладбищу; их обитатели наверняка предпочли бы видеть из окон проглядывающие сквозь листву памятники, а не стену противоположного дома, закрывающую вид на Лондон. «А вид отсюда просто великолепный», – подумала она, добравшись до вершины холма и глядя по сторонам. Весь город, казавшийся с такого расстояния удивительно плоским и невероятно мирным, лежал перед ней как на ладони. Эбби догадывалась, что, возможно, именно поэтому Розамунда Бейли и решила обосноваться здесь. Если ты всю жизнь прожил на душной и давящей на человека улице громадного Лондона, это относительно сонное место, этакая тихая заводь, должна казаться просто деревенской идиллией.

Переведя дыхание, Эбби пересекла симпатичную маленькую площадь и, подойдя к первому дому слева, постучала в красную входную дверь.

Нельзя сказать, чтобы она ждала этого мгновения с большим нетерпением, – по натуре своей она была не слишком уверенным в себе человеком, – но, раз уж она хотела начать новую для себя карьеру исследователя, нужно было бросаться в это, как в омут головой. Она подняла руку, чтобы постучать еще раз, но тут дверь неожиданно распахнулась.

– Эбби, – сказала Розамунда, жестом приглашая ее войти. – Проходите, проходите.

Хозяйка провела ее по длинному темному коридору, выходящему в большую кухню.

– Присаживайтесь, – сказала Розамунда, указывая на грубоватый деревенский стол. – Я как раз приготовила чай, вот печенье, если хотите. Это не я пекла, оно покупное, но сегодня вечером у меня собираются любители книг, и они очень обижаются, если им не предлагают углеводов.

Эбби едва не села на кота, уютно свернувшегося на стуле. Сердито мяукнув, он соскочил на пол в последний момент.

– Тихо, Харольд!

– Какой симпатичный! – усаживаясь, сказала Эбби.

Она порылась в своей сумке и достала оттуда большой плотный конверт.

– Фотография, – смущенно сказала она, кладя конверт на стол. – Она отпечатана неофициально, так что вы не сможете продать ее и тому подобное. Но в рамке она будет смотреться замечательно.

– Я не собиралась ее продавать, – сказала Розамунда, с нежностью положив ладонь на конверт.

Затем она взяла чашку с чаем.

– Полагаю, выставка имела успех. Я видела статью в «Кроникл».

Эбби ждала от нее едких замечаний, упреков. В статье Эллиота о «Великих британских путешественниках» было названо ее имя. И хотя упомянуто оно было лишь вскользь, все равно сделано это было вопреки ее вполне конкретно высказанным пожеланиям, и Эбби думала, что Розамунда это так просто не оставит.

– Вы ведь больше не сотрудничаете с прессой? – помолчав, спросила Эбби.

Розамунда откусила кусочек печенья и покачала головой:

– Формально я отошла от дел несколько лет тому назад, но продолжаю работать. Я член правления двух благотворительных фондов, пишу понемногу, хотя сейчас все редакторы такие молодые, что меня мало кто помнит.

– Я видела вашу статью в «Ньюснайт».

– А, ну да, – улыбнулась она. – Дебаты по поводу дискриминации по возрасту в средствах массовой информации.

– Я уверена, что вам нравится все время быть чем-то занятой, – сказала Эбби, рассматривая пожилую женщину.

У нее были карие глаза, ясные и живые, и подтянутая фигура человека, продолжающего вести активный образ жизни.

Розамунда кивнула:

– Думаю, я бы свихнулась, если бы ничего не делала. Семьи у меня нет, зато есть масса друзей.

– Вы когда-нибудь были замужем?

Вопрос был личный, но в такой ситуации задать его было естественно.

– Почти что. Пару раз, – откровенно призналась она. – Как вы уже знаете, мы были помолвлены с Домиником. Через несколько лет у меня появился другой мужчина. Это был мой коллега по работе в «Обзервер», сначала он был моим другом, потом стал чем-то большим, однако сердце мое его не приняло. Мои тогдашние друзья считали, что я разрушила наши отношения, потому что не верила в брак. Я не виню их за это. Когда я была помоложе, я постоянно против чего-нибудь бунтовала. Но правда заключалась в том, что сердце мое принадлежало Дому, и в нем никогда не находилось места для кого-то еще.

Она вынула фото из конверта и поднялась, чтобы поставить его на каминную полку.

– Я догадываюсь, что Робинсон хочет получить продолжение этой истории, – обернувшись и глядя на Эбби, сказала она.