— Ты говоришь так, будто что-то придумал, — сказала Юлька нетерпеливо.

— Да. Именно. Итак, полет на Марс. Берем один — прописью: один — списанный «Хаммер» и ставим на него два — прописью: два — движка: один для околоземного пространства, другой — для марсианского. Все! Разгоняемся — пять витков по спирали, до семисот в секунду, потом выстреливаем себя по касательной к Марсу. Тормозимся…

— Класс! — выдохнула Юлька. — Это же… Единожды один…

— Ага. Когда я сообразил, то страшно удивился — неужели никто до меня? Оказалось — никто!

— И еще оказалось, — подал голос давно уже молчащий Омар, — что это очень дешево стоит.

Он так и сидел задом наперед по-турецки на седле своего мотоцикла. Юлька смотрела на него, и до нее медленно доходило сказанное.

— Так ты хочешь сказать, что ты… что вы… сделали это?

— Мы сделали это! — дурашливо выкрикнул Раджаб и словно бы вбил локтем в пол что-то большое. — О глупая женщина! О чем тебе говорят уже час? Больше часа! Мы летим на Марс. На следующей неделе.

— Обалдеть, — сказала Юлька по-русски.

Санька говорил, что все самое интересное происходит в стороне от дорог. Именно поэтому он так любил мотоцикл…

— А кто из вас пилот? — спросила она почти не изменившимся голосом. Ее вдруг затрясло, и сейчас она изо всех сил пыталась это скрыть.

— Не мы, — вздохнул Раджаб. — Пилотом у нас Цыпленок Хью…

— Единственный белый в экипаже, — вставил Омар.

— …он учился на военного летчика, но в прошлом году их школу распустили, малышу не удалось положить себя на алтарь победы, и он пустился во все тяжкие. Омар вытащил его буквально из-под асфальтового катка…

— Нормальный парень, зря ты, — сказал Омар. — А тараканы у нас у всех свои. Правда, сестра?

— Ага, — оторопело согласилась Юлька.

— Если бы у тебя был скафандр, мы бы тебя взяли в экипаж, — сказал Раджаб. — Ты бы как, полетела?

— Не знаю, — сказала Юлька. — Наверное, да.

— И плюнула бы на своего марцала? — наклонил голову Омар.

— Нет. Я сначала пристрелила бы его, а потом полетела.

— Но у тебя нет скафандра…

— …так что я не готова путешествовать, — подхватила Юлька.

— Это неправильно, — сказал Раджаб. — Едешь по своим важным делам, и вдруг какие-то ниггерские подонки на мотоциклах тебя догоняют, выдергивают из-под тебя машину… Скажи, брат, это ведь неправильно?

— Неправильно, — согласился Омар. — Один из этих ниггерских подонков уже весь раскаялся. А завтра можно будет раскаять остальных. У них были благородные намерения, но, по существу, они ошиблись. Надо было их всех пристрелить, чтоб потом не мучились раскаянием.

— Нельзя, — сказала Юлька строго. — Они не марцалы. Стрелять можно только в марцалов.

— Мудрая женщина, — сказал Омар. — Скажет что-нибудь — и невозможно спорить. Вот если бы ты так мог…

— Я так могу, — обиделся Раджаб. — Я умный. Только ты все равно для чего-то споришь. Думаешь, я не догадался, зачем ты ее сюда привез?

— Наоборот. Я думаю, ты сразу догадался, а молотишь языком только для того, чтобы про тебя хорошо подумали. Потому что она тебе сразу понравилась. Ведь так?

— Зачем я буду отрицать очевидное? — Раджаб воздел руки. — Сестра — красавица, а кроме того, она абсолютно бесстрашная. Я бы взял ее на Марс даже вместо тебя.

— Нет, ты бы так не поступил. Во-первых, я главный, во-вторых, ты брал мои деньги, а в-третьих, Марс — это была моя идея.

— Моя.

— Не спорь. Моя. Я все помню.

— Я тоже все помню.

— Ты помнишь неправильно. А я — правильно. Это я сказал: а не слетать ли нам на этот Марс? А ты сказал: отчего бы и не слетать? А потом уже стал придумывать как. Но первым точно сказал я.

Раджаб потер лоб.

— Даже если он врет, — повернулся он к Юльке, — то ему все равно хочется верить. Это называется харизмой. Поэтому он командир, а я, который все сделал и вручную отполировал, только бортинженер и называю его чифом. И вот смотри: он приезжает в полтретьего ночи, когда все порядочные ниггеры уже натанцевались и спят, привозит незнакомую белую сестру и молчит, а я должен сам догадаться, что сестру надо куда-то отвезти, представляешь? И мой бедный больной перегруженный мозг…

— Не отвезти, — сказал Омар. Голос у него стал чуть другой, и Юлька вдруг поняла, что треп окончен. — Я просто подумал, а не найдется ли у тебя чего-нибудь ненужного на заднем дворе?

Вольный город Хайя, планета Тирон.

Год 468-й династии Сайя, 2-й день лета

«Еще пара ребят», обещанные Давидом Юрьевичем, оказались на поверку двумя местными весьма обрусевшими девушками и шестидесятилетним (а на первый невооруженный взгляд гораздо более почтенным) мужиком запоминающейся внешности: с крупной классически-редькообразной лысой головой (хвостиком кверху), поросячьим пятачком вместо носа и маленькими круглыми черными глазками, посаженными неправдоподобно близко. Рот его совершенно скрывали роскошные седые усы, и только когда он зевал, становились видны безупречно ровные белые зубы. Девушек звали Маша и Тамара, а мужика — Сентери, что постепенно и естественно сократилось до Сани и Саши; родом он был финн из Петрозаводска. Как выяснилось вскоре, Саша оказался среди тех считанных по пальцам землян, кто, быв похищенным, перед окончательной выбраковкой сбежал из концентратора — и после этого не погиб и не попался, а сумел адаптироваться, затеряться и выжить; на Тирон он перебрался, сменив перед этим пять пли шесть планет, рассчитывал было осесть здесь и встретить старость патриархом большого семейства, но угодил как раз в водоворот, потерял все, что имел, — и основательно разъярился.

Как и подобает горячему финскому парню, внешне он этого никак не проявлял, но Серегин понимал, что остудить его может только решительная победа над обидчиками — или смерть.

Маша и Тамара были сестрами и сиротами. Саша — по-видимому, совершенно платонически — патронировал им. При этом он как-то без слов, но доходчиво дал понять, что никаких оскорбительных поползновений по отношению к девочками ни со стороны врагов, ни со стороны соратников не допустит. Девушки своей круглоголовостью и большеглазостью напоминали отчасти индианок, отчасти совушек, по-русски говорили бегло, уверенно, но, естественно, с густым чапским акцентом.

Сидели в квартирке, которую сестры снимали под ателье. Они были белошвейками — и белошвейками, похоже, отличными. И что же вас понесло в шпионки, подумал Серегин, гася в себе тревогу и страх за этих девчушек. Он прекрасно помнил, как поступают со шпионами чапы…

Фогман, как ни странно, нервничал, когда объяснял, что он будет главным и что слушаться его следует беспрекословно. Он, конечно, старался не показывать виду, но… Здесь что-то скрывалось, и Серегин сделал себе в памяти зарубочку — никогда этой нервности из виду не упускать. Хотя он служил прежде не в агентурной, а в простой пешей разведке, тем не менее знал и с чужих слов, и из личного опыта: у командира не должно быть никаких комплексов и никаких непрокачанных рефлексий, все это рано или поздно приводит к повышенной смертности среди подчиненных. Он решил когда-нибудь потрепаться с Фогманом на эту тему, а пока — пока просто слушал и мотал на ус.