— Эй, рыба господин Собака! Вас тут захотели!

Рыба господин Собака позеленел от неожиданности и подгреб поближе. Рога его налились как бы красными чернилами, шипы и наросты выперли. Зрелище было супер. Морской цветок актиния сжался в горсть.

— Ну я, — сказал рыба господин Собака. — Какие у нас поляны? Какой расклад?

Цветок актиния вякнул:

— С праздником.

Все удивились. Рыба господин Собака раззявил было варежку, но актиния побелела и сложилась в позицию, похожую на кукиш. Господин Собака отвернулся и слегка харкнул, а потом всплыл.

Резиновая подошва отметила:

— Все нам доступно, но не все нам полезно. Это правило.

Окурок все ждал звонка от какой-то сигареты. Он говорил:

— Прима — моя любимая марка!

А потом:

— Ленинградская область — это где?

Медуза не знала. Консервная банка из-под горбуши в собств. соку ответила:

— Это в Израиле.

Окурок вздохнул:

— У меня первая жена была потомственная еврейка. Так они поговорили, а тут к ним потонул кусок колбасы, которая сказала:

— Привет, как дела?

Окурок забыл про звонок и стал приставать к куску колбасы, говоря: «я вас буду снимать!» Кусок колбасы хихикала, пока не приплыл рыба господин Собака и не заявил:

— Я ее буквально спас с крючка, эту тухлую колбасу. Банка из-под горбуши в собств. соку заметила:

— Спас волк кобылу.

При этом цветок актиния, сидящий верхом на банке, сделал пальцами знак «виктория».

Господин Собака, угрожая рогами, удалился вместе с куском колбасы.

Тут мимо, чирикая, просквозила парочка горелых спичек. Они пели: «Первый раз я одна в центре города!»

— Во, третья слева моя жена! — оживился окурок. — И которая в середине, тоже была моя жена!

Морские огурцы бросили взоры на обе спички и ничего не поняли. Глаза у них закатились. Медуза сказала:

— Сидите, вы отрицаемых чисел не проходили. Огурцы успокоились и спрятали глазки в песок.

Цветок актиния, сидя верхом на банке из-под горбуши в собств. соку, как-то поймал и съел (по списку): кусочек газеты, обрывок чего-то, оторвавшегося от рыбы господина Собаки, целлофановую упаковку из-под сосиски и иголку от елки. После чего банку из-под горбуши в собств. соку в компании с цветком актинией долго колотило о дно моря.

— Ты чо-чо-чо, — дребезжа, воскликнула банка из-под горбуши.

— Это-то-то про-пройдет, — ответил цветок актиния, трясясь и переливаясь из лилового цвета в зеленоватый. — Елки-па-палки-иголки.

Резиновая подошва, проплывая мимо, спросила:

— Вы что тут пляшете?

Банка из-под горбуши с трудом сказала:

— Мы-мы-мы ту-ту-тут про-проглотили иглу. Никак не пе-пе-переварим. Тыр-дыр-дыр-бряк-бряк.

— А. Так вы на игле, — поняла опытная подошва. — У вас ломка.

— Тыр-дыр, — ответил цветок актиния.

Подошва сказала:

— В семье все должно быть общее, даже беда. А вот я осталась одна.

И она, одинокая, поплыла дальше.

У медузы произошел слом настроения, и в честь этого она начала есть только мороженое с чипсами, запивала это дело кока-колой, лежала и смотрела ночное mtv по системе нон-стоп, а потом спала до восьми вечера. На голову она наматывала старую майку с логотипом Обнинских авиалиний, а телефон всюду водила с собой на поводке. Телефон стал выть. Домашние — мама, папа, жаба и цапа — впали в депрессуху и целыми днями выясняли, кто сдвинул с места стиральную машину.

Наконец где-то что-то щелкнуло, медуза оставила в покое телефон и сплыла из дому, а мама, папа, жаба и цапа ожили и согнали с квартиры пакеты из-под чипсов и пустые пластиковые бутылки из-под кока-колы.

Пустые бутылки с гоготом рванули на дискотеку, а вот пакетики от чипсов построились в колонну и с криком «так победим!» отвалили навещать родню на дальние хутора, куда эту родню ежедневно доставлял мусоровоз по кличке «салатница».

Что касается медузы, то друзья, морские огурцы, встретили ее по-китайски, кланяясь и пряча глазки в рукава.

Однажды медуза решила пойти в ночную библиотеку. Отправились вдвоем с медузой Синие Ножки. Обе с рюкзачками, на зубах брекеты, на ногах катерпиллеры, класс. В ночной библиотеке выступала классная группа «Инквизиторум». Мальки, снявши лифчики, визжали у сцены. Одна пара мальков здесь же целовалась (класс!) Один малек вообще размахивал майкой. Синие Ножки тут же взяла себе литр пива, книжку какого-то Милорада Павича, села за стол и начала лениво смотреть по сторонам (класс!) Медуза тоже взяла пива, Павича, тоже присела и стала лениво смотреть (класс!) За соседним столиком два малька в очках без оправы лениво смотрели по сторонам, с ними сидела кефаль в тесном белом свитере.

— А ты в каком классе? — лениво спросила Синие Ножки.

Медуза же так разленилась, что не ответила (класс!) Мальки в стеклянных очках сидели за соседним столиком и зверски курили (супер, супер!)

И тут кефаль в белом свитере, которая была с ними, вдруг встала, повернулась к залу, выпятила грудную часть, а живот втянула (90-60-90). Так она постояла, лениво облизываясь, а потом сразу села.

— Белый свитер кефалям не идет, — живо сказала Синие Ножки. А медуза в ответ лениво промолчала (класс).

И они еще долго так веселились.

Однажды кусок колбасы, гуляя в морских просторах, навестила окурка и сказала:

— Хочется сниматься.

Окурок ответил:

— Да хоть завтра.

Кусок колбасы присела ненадолго, пухлая и розовая. Цветок актиния, сидящий на банке из-под горбуши в собств. соку, увидев колбасу, вдруг оживился и ляпнул:

— Приди ко мне в объятья.

И он действительно растопырил свои пальчики.

— Кто приди в объятья? — спросил окурок. — Я?

Цветок актиния подумал и сложился в фигу.

— А то я могу, — продолжал окурок и даже подскочил к банке из-под бывшей горбуши.

Банка, бывшая горбуша, сказала окурку:

— Не обращай. Он всегда, когда нанюхается, несет околесину.

— Приди, о приди, — бессмысленно повторял цветок актиния, вертя фигой.

Банка объяснила: