– Слышь… Че ты тут разлегся? – Борька даже пнул ножку койки от злости. – Мое место.

Саша посмотрел на него с угрожающим прищуром. Охранник и завхоз, выходя, обернулись, но предпочли не ввязываться, и дверь захлопнулась. В зале стало тихо.

– Ты глухой, что ли? – продолжал Борька.

– Не видишь, отдыхает человек. Затухни, – посоветовал Соловков, сидящий на соседней кровати.

– Не, ну нормально! Этот козел вещи мои вон кинул и улегся…

Договорить он не успел, потому что Саша одним легким движением соскользнул с койки и вцепился в плечи Борьки, дернул его к себе.

– Сейчас разберемся, кто козел, – прошипел Саша. – Ты там что-то про очко заикнулся, на дворе. Очко покоя не дает? Это исправляется, не ссы.

Стало совсем тихо. Борька сник, вырвался из Сашиной хватки, сгреб вещи в охапку и огляделся. Взгляды по большей части были без сочувствия, но с интересом. Он потоптался и, увидев в самом углу матрас на полу, побрел к нему, что-то обиженно бурча под нос.

– Хлебало завали, очковед, – негромко проговорил ему вдогонку Саша и принял ту же позу, что и до стычки. Достал из кармана зажигалку, явно самодельную, из тех, что делают на зоне из подручных материалов, и начал чиркать.

Душевая. Десять рожков, фыркая, разбрызгивали ржавую воду. Под ними мылись заключенные. Саша долго намыливался, споласкивал пену и намыливался снова. Без одежды на его теле были видны все многочисленные шрамы: под ребрами, на плече сзади, на боку…

Заключенных, уже чистых, с поблескивающими влагой затылками и переодетых в цивильную одежду, повели к невысокому одноэтажному зданию медсанчасти по двору поселения, мимо второго жилого барака и спортплощадки. Соловков все это время держался поближе к Саше, а тот исподлобья исследовал окрестности.

Поселение было весьма пригодным для проживания: от бараков к КПП вела аллея молодых тополей, остальные тропинки расходились к спортплощадке, гаражам, администрации колонии и цеху хлебозавода, прислонившемуся прямо к забору поселения. Никаких вышек с автоматчиками, вокруг сновали «поселковцы», занятые своими повседневными делами. Когда двое из них, с носилками, полными битого кирпича, прошли мимо прибывших, один кивнул другому: «Свежатинка приехала». Второй гоготнул.

– А тут нормально, – проговорил Соловков и покосился на Сашу. – Не, ну жить можно.

Саша продолжал его игнорировать.

– Главное, что шмотки свои, а не это говно казенное, – в никуда продолжил Соловков и сплюнул. Саша кивнул, и Соловков облегченно закивал в ответ.

Они набились в узкий коридор медсанчасти. Стульев было всего два, один из которых покачивался на двух ножках. На втором сидел Саша, остальные заключенные стояли.

Дверь в кабинет открылась, и оттуда вышли трое зэков. Один из них, в живописных татуировках, сладко потянулся:

– Да-а, телка что надо. Я б ее натянул.

– Ага, видел? – понимающе кивнул другой. – Жопа, сиськи! – И он звонко похабно причмокнул.

Соловков повеселел и жадно ловил эти слова.

– Следующие! – донеслось из-за неплотно прикрытой двери кабинета.

Соловков, Саша и Карпов, заикающийся мужичок с большими ладонями, встали и зашли в кабинет.

Большая комната с окном за белой марлевой занавеской, заставленным разросшимися геранями, была перегорожена ширмой: по эту сторону письменный стол, весы, между ними тумбочка с медицинскими инструментами и препаратами, три стула. По ту сторону от ширмы – наполовину скрытая от глаз застеленная кровать, чайник и электроплитка на облупившемся подоконнике, простенькие иконки в углу, под ними – радиола с виниловыми пластинками. На тумбочке – аквариум с золотой рыбкой, из-за тумбочки выглядывает желтый гитарный гриф, и над всем этим – сильный запах лекарств.

За столом сидела и заполняла медкарту пожилая тучная женщина с простым грубоватым лицом, Антонина Сергеевна. Из-под стола выглядывали ее варикозные ноги, похожие на колоды, которые она уже давно высунула из стоптанных дешевых китайских тапочек-балеток. Рядом с ней в пепельнице дымилась беломорина, а пальцы, держащие ручку, пожелтели от никотина.

У окна стояла Вера, совсем молоденькая девушка в белом халате и со стетоскопом на шее, хрупкая, маленького роста, с тонкими руками и длинной светлой косой через плечо, которая делала ее чрезвычайно похожей на Снегурочку или Аленушку из русских сказок. Когда заключенные вошли, она обернулась:

– Садитесь.

– Уже сидим, – хохотнул Соловков, маслено глядя на нее.

– Присаживайтесь, – пожала плечами Вера. – Двое, а один ко мне.

Саша и Карпов опустились на стулья, Соловков подошел к Вере.

– Фамилия, имя, – хриплым голосом спросила Антонина Сергеевна, беря бланк.

– Соловков, Сергей.

Вера взяла его голову в свои руки, встав для этого на цыпочки, заглянула в уши, в глаза, посмотрела, нет ли вшей в волосах.

– Рот откройте… Спасибо, можете закрывать… Одежду повыше, я послушаю, – говорила Вера обычный набор безукоризненно вежливых фраз.

Исследовала его с помощью стетоскопа, посчитала пульс.

– На что-нибудь жалуетесь?

– На жизнь, – решил сострить Соловков.

– На нее все жалуются. Давайте, следующий, – чуть вздохнула Вера.

Следующим был Карпов. И снова:

– Фамилия, имя?

– К-карпов, Федор.

Осмотр продолжился. Все это время Саша не сводил с Веры глаз, впрочем, взгляд этот был недобр, а на щеках чуть перекатывались желваки. Соловков же, напротив, повеселел и даже толкнул Сашу в бок, когда Вера чуть наклонилась.

– Жалуетесь на что? – после основного осмотра спросила она.

– Д-дышать иногда б-больно, в-вот тут. – Карпов показал на грудь.

– Кашель?

– По в-вечерам.

– Антонина Сергеевна, – обратилась Вера к женщине, – запишите его на флюорографию, посмотрим, что там…

Саша встал раньше, чем Карпов вернулся на место. Проходя мимо тумбочки с инструментами, Саша нарочно задел ее бедром, да так сильно, что инструменты с жалобным звяканьем разлетелись по полу. Карпов присел было их собрать, но Саша едва слышно цыкнул на него. Карпова как ужалили, он посмотрел на Сашу и покорно, понуро сел на стул. Сам же Саша стоял, издевательски, с прищуром глядя на Веру.

Вера оценила ситуацию быстро. Она чуть нахмурилась и на мгновение встретилась с Сашей глазами, потом почувствовала движение за столом:

– Сидите-сидите, Антонина Сергеевна, у вас ноги… Я сама.

И она, присев на корточки, стала собирать инструменты – некоторые прямо из-под ног у стоящего как вкопанного Саши. Тот специально краем ботинка наступил на «ложечку», Вера вытянула ее. Она казалась почти спокойной, только губу закусила и покраснела, особенно когда пришлось лезть под стол, повернувшись задом к зэкам. Соловков скалился в полном восторге.