— Ну, мы же не знали… Он вообще не шевелился…

— А ну, тащите его назад, откуда приволокли! — взъярился Упырь. — Мне еще сталтеха тут не хватало! Ишь умники!

— Но как же… — попытался протестовать Сухостой, но торговец даже слушать ничего не хотел.

— Вон!

Ребята переглянулись. Спорить бесполезно. Неужели опять тащить его, да еще зная, что сталкер живой?!

— А ну, брат Упырь, посторонись! — внезапно раздался густой бас, и оба пацана обомлели — на пороге карантинной комнаты появилась могучая фигура в боевой экипировке Ордена.

Непокрытая голова сталкера серебрилась проседью, черты лица, суровые, будто каменные, внушали оторопь, на пальце правой руки была заметна печатка с чипом, на котором красовался герб Ордена — кандальный узел, с надписью на каком-то незнакомом языке.

Обалдеть… Это же Приор!

— Глеб, у меня не морг, не лечебница и не лаборатория! — взвизгнул торговец, предвидя недоброе.

— Ты рот-то прикрой! — неожиданно рявкнул на него Приор, уверенно шагнув к инфицированному серебристой дрянью сталкеру. — Благое дело совершили, отроки. Я вижу, чужая беда вам небезразлична. — Он остановился в метре от неподвижного тела, нахмурился, видно, считывал информацию, поступающую в его разум через импланты, затем вздохнул и вдруг рявкнул: — А теперь идите-ка отсюда, отроки сердобольные! А ты, — он обернулся к Упырю, — быстро принеси излучатель и кодировщик! Сдается мне, необычный это сталкер. Броня на нем прототипная… — Приор Глеб понизил голос. — Да и маркер знакомый… Уж не Титановой ли Лозы устройство?… — уже совсем тихо произнес он. — Надо бы разобраться…

* * *

В помещении горел яркий свет.

На столе, накрепко прихваченный ремнями за запястья, лодыжки и шею, лежал едва живой сталкер, над ним возвышалась фигура Приора, сменившего боевую экипировку на серую, мятую, но главное — чистую робу.

— Федор, не уходи! Поможешь… — не терпящим возражений голосом произнес Глеб.

Упырь, собиравшийся улизнуть, замер на пороге.

— Ты меня лучше отпусти… — просипел он. От одной мысли, что сейчас будет происходить в комнате, ему становилось тошно. Вот же денек выдался. Сначала Глеб заявился, словно почуял что. Месяц почти не заглядывал, а тут пожалуйста, принимай, Упырь, незваного гостя, отказать которому — себе дороже. Ну, не к добру, сразу ведь тревожно стало.

— Федор, я же сказал, останься! — Приор вскрыл контейнер с фричем, вытряхнул желеобразную массу на ладонь левой руки, и та, будто живая, поползла, обволакивая запястье, пальцы, неровными наплывами потянулась к локтю…

Упырь обреченно вздохнул:

— Не Федор я. Давно уже — не Федор. Знаешь ведь. Не могу оперировать. Руки не те.

— Оперировать буду сам. Тут твой навык хирурга не поможет. — Глеб взглянул на старика и добавил: — Броню поможешь с него снять и ступай. Дальше сам справлюсь.

Стылый ужас витал в комнате, даже яркий свет не помогал, холодом до костей пробирало от одного вида серебрящихся на экипировке сталкера пятен.

— Ну?

Упырь медленно вернулся, опасливо обошел изголовье импровизированного хирургического стола, зло сверкнул на Приора мутным взглядом водянистых стариковских глаз.

— Не дело ты затеял. Против Зоны идешь. Добычу ее отнимаешь. Это ж тебе не в лабораториях Цитадели с н-капсулами экспериментировать…

— Замолчи, — холодно отрезал Глеб, взяв в правую руку лазерный скальпель. — С излучателем помоги. Буду указывать лазером, куда направлять. Настройки я уже сделал.

Упырь нехотя подчинился.

Не страх — брезгливый ужас выедал остатки души. Устал он и озлобился. Не сталкер. Старик. Зона в считаные дни сломала его, как ребенок ломает сухую хворостину об колено. Был когда-то Федор Тимофеевич, хирург местной больницы, а потом весь закончился вдруг. В первые дни после катастрофы, когда мир сошел с ума, он еще пытался помогать людям, попавшим в ловушку аномальных пространств, а потом, увидев первого инфицированного проказой Зоны человека, попробовал его спасти и…

Нет, лучше не вспоминать.

Испугался увиденного. Бросил умирающего, забился в какой-то стылый подвал, бродил по нему, как неприкаянный, пока случайно не набрел на вход в старое убежище. Затворился в нем, жил без счета дней, не открывая, не реагируя на стуки, затыкал уши, чтоб не слышать, как снаружи умоляют впустить. Потерял все человеческое…

Потом успокоился понемногу. В убежище оказался запас еды, в основном консервы, сухпайки, вода.

С запасов и начал. Открылась у него необъяснимая жадность, будто в тело вдохнули иную сущность. Начал открывать на стук, выменивал на еду и воду необходимые вещи, затем, спустя несколько месяцев после катастрофы, с той стороны Барьера пришли первые ходоки.

Поговорил с ними. Понял — возврата к прежней жизни нет. Консервы, вода — это для Пятизонья ценность, а во Внешнем Мире после катастрофы хаос уже на убыль пошел. Всех, кого из-за Барьера эвакуировали, больше, по словам ходоков, и не видел никто. Говорят, где-то в секретных госпиталях Министерства обороны их держат. Зато сами ходоки оказались сговорчивыми. Предложили хорошую цену за никчемные для забившегося в подвал старика вещи, принесенные сталкерами. Обещали деньги, если добудет н-капсулы. За деньги, сказали, можно назад вернуться. В обход блокпостов, без проверок, куда-нибудь в глубинку, там, где эхо катастроф только по телевизору, в новостях далеким отголоском прорывается.

Так и стал Упырем.

За лишнюю н-капсулу готов был спорить до хрипоты, за банку консервов — удавить.

Не вышло вырваться. Не отпустила Зона.

Затянула торговля, как трясина. Мысль о глухой деревеньке уже не грела — здесь, в старом убежище, он еще что-то значил для окружающих, тут ему не грозили многие опасности Пятизонья, одного лишь, как чумы, боялся Упырь — освободившейся из плена н-капсул серебристой проказы…

…Приор тем временем приготовился действовать.

Левой рукой, где влажно и серо поблескивала перчатка из фрича, вытянув указательный палец, Глеб быстрыми движениями, будто нанося точечные уколы, касался пораженных серебристыми пятнами мест на экипировке сталкера. По броне тут же пробегали замысловатые узоры, как будто ее подергивало инеем, но благодаря расчетливому проворству Приора воздействие распространялось локально, охватывая лишь небольшие участки, да и вглубь фрич «замораживал» ртутную субстанцию не больше чем на сантиметр-полтора.

— Излучатель!

Особо крупное пятно, захватившее треть боевого шлема, металлическим плевком выползшее на забрало, вонзившее десятки «нитей» в скулу, щеку и висок сталкера, вдруг начало растрескиваться под воздействием фрича.

Упырь, превозмогая дрожь, направил излучатель, следуя по контуру пятна, вслед за тонким, кроваво-красным лучиком микролазера.