Лозу рубили, жгли, и люди в отчаянии стонали на пепелищах, словно потеряли детей. Плакали и уходили, чтобы вернуться чуть позже и возвести над скромным куполом прежнего своего храма – вон там, на холме – массивный и помпезный собор, чем-то похожий на конного рыцаря в полном доспехе. Ноттэ помнил подобных… И рубил – тоже. Два века назад казалось, что в споре людей есть правые и виноватые, и что, вмешавшись, он сделает нечто важное для всеобщей справедливости. Патор, пожалуй, понятия не имеет, что обретение мощей Раймунда – следствие удара клинка нэрриха, ныне носящего имя Ноттэ. А если и знает… такое удобно или забыть, или хотя бы не демонстрировать своей осведомленности.

– Малыш Вион еще не прошел через эту боль: осознание, что тебя считают всего лишь оружием, – грустно вымолвил Ноттэ. – Вот клинок, вот яд, вот ложь и перо доносителя… а вот нэрриха. Черт, не фыркай, я вполне серьезен. В этом мире у меня были друзья и наставники, но все они не обладали властью и не мечтали о ней. Увы, требуется немало времени, чтобы научиться отличать настоящее от кажущегося. У Виона теперь, думаю, весьма добрые и услужливые друзья в этом городе. Ты не видел, какого ему подарили коня! Мальчишка прямо-таки светился от гордости… бедняга.

Ноттэ миновал еще две улочки, делающиеся все теснее и прихотливее в изгибах. Погладил рукой старую крепостную стену, словно здороваясь. Добрался до неприметной гостерии, постучал и дождался, пока самый расторопный слуга проснется, затеплит лампаду и осведомится через дверь о наличии чертей и загадочной «нелегкой».

В ответ Ноттэ позвенел монетами. Сунул проворно отворившему дверь соне повод Черта, приказал устроить его в стойле, расплатился за комнату, бросил за порог свой мешок, – развернулся и удалился налегке. Миновал еще одну улочку, прислушался – и взобрался на стену, как делал много раз прежде. Оказался сразу в полусотне канн от усадьбы дона Пабло Одона де Сага, родного брата младшей из троюродных тетушек королевы Изабеллы, той самой, прозванной Анитой Тихой и правящей вместе с мужем в Тагезе уже пятый год. Фонари перед дворцом горели ровно и ярко, окна тоже светились, выдавая бессонницу и суету в недрах двухэтажного здания.

Ноттэ спустился со стены и направился прямиком к особняку, преодолел его ограду и зашагал по тихому темному парку. В своей одежде деревенского простачка он не мог рассчитывать на самую малую вежливость даже со стороны слуг. Впрочем, он и не стремился представиться и заявить о себе, прячась в тенях и подбираясь все ближе к конюшне. Изловленный за ухо мальчишка лет десяти – сын одного из конюхов, из кустов глазеющий на господскую суету – сразу польстился на настоящую серебряную песету. Рассказал, что вороного Ветра точно подарили незнакомому молодому дону, а тот вряд ли согласится продать редкостного коня, даже самому Хуану Таронскому, первому и несравненному маэстранте, способному научить коня всему, и даже человечьей речи, наверное. Шутка ли, не дон по рождению, а при дворе его принимают с поклоном. Ноттэ, назвавшийся слугой знаменитого маэстранте, выудил из кошеля вторую монету и уточнил: где поселился юный владелец Ветра, важно ведь у него вызнать в точности, продается ли конь?

Парнишка с сомнением махнул рукой в сторону левой пристройки, почесал затылок и развел руками. То есть вполне честно отработал монету – что знал, выложил, большего ждать от пацана нелепо…

– Ветер сейчас в стойле?

– Знамо дело, – важно кивнул мальчик.

Сжал в ладони добычу – целых две монеты! И улизнул, едва рука чужака отпустила плечо. Ноттэ тоже покинул свою засаду и переместился к левому крылу дворца. Если Виону хватило ума не лезть в герои, не сменив одежды и не смыв дорожного пота – уже похвально. Дальнейшее поведение предсказуемо до окончательной скуки. Можно подремать, выжидая и отдыхая.

Вион не подвел. Из полусна Ноттэ выбрался, растревоженный негромким, но характерным свистом рапиры, тупым хрустом древесины и сосредоточенным ритмичным топотом. Жаждущий справедливости юнец нанизывал на сталь клинка подлеца Кортэ, пока что – воображаемого и замененного для удобства толстым деревом. Ноттэ зевнул, встряхнулся и пошел на звук. Без спешки изучил ночной парк, еще раз убеждаясь в его безлюдности. Осмотрел окна дворца, выделив два подозрительные: оттуда могли наблюдать за забавами Виона. Учтя и это, Ноттэ выбрал годные заросли, до последней веточки точно и ровно выстриженные зеленой пологой стеной.

Укрывшись в густой тени Ноттэ приступил к глупейшему занятию на свете, свойственному старикам – к вразумлению юных…

– Он не позволит тебе так положить свой, а точнее мой, эсток. Тот клинок куда массивнее рапиры, что следует учитывать. В общем, ты уже трижды труп, – подавляя новый зевок, сообщил Ноттэ, удобнее усаживаясь в траву.

Вион замер в нелепейшем и неустойчивом положении: он как раз завершил выпад и сам не рухнул лишь потому, что деревянное «сердце» врага накрепко вцепилось в рапиру. Отпустив рукоять, молодой нэрриха все же споткнулся и упал, оттолкнулся рукой от травы и развернулся, пытаясь найти взглядом говорящего. По бледности лица и распахнутым до предела глазам Ноттэ прочел: мальчик только что уверовал в привидения.

– Ты? Вы… То есть… Защищайся!

– У меня нет оружия, – снова зевнул Ноттэ. – Иди сюда. Ты голодный драться вышел или ума хватило хоть хлеба прихватить?

– Вот, здесь, – так и не пришедший в себя Вион суетливо подхватил корзину, давно замеченную собеседником и дающую прекрасное объяснение бездействию бойца для наблюдателей, если во дворце есть таковые. – Угощай… тесь.

– Ну да, я жив и голоден, есть хочу, пить тоже, – усмехнулся Ноттэ, охотно принимая корзину и на ощупь добывая хлеб. – Обычно нэрриха между собой на ты. Нас мало, мы даже не общество, но некие традиции все же имеются. Сядь!

– Но я же сам воспринял, я же и он тоже, этот, – Вион обличающе ткнул пальцем в сторону дворца, по крайней мере, так ему представлялось.

– Я обманул вас. Не кипи, скажу точнее: я обманул Башню, вы были лишь средством исполнения обмана, перед тобой я готов извиниться за использование вслепую. Малыш, я понятия не имел, что ты в деле, пока не поговорил с грандом, само собой.

– Мне только донья Фаби и объяснила, что Кортэ присвоил ваш… твой клинок. Я был сам не свой, помчался из Мары, куда глаза глядели – оказалось, на восток, а там тракт, вот… – Вион, неуверенно улыбаясь нелепости своих предрассудков, ткнул Ноттэ пальцем в плечо. – Живой. Теплый… а я как сообразил, что он присвоил оружие, сразу в столицу надумал.

– За трофеем?

– Сберечь хотел, пока то да се, – обиженно взмахнул длинными ресницами Вион, краснея так, что и в ночи заметно.

– Понимаю, спасибо. Разливай вино, садись удобнее и слушай. На правах старшего и живого, – подмигнул Ноттэ, – я намерен достаточно долго брюзжать. Но лучше уж теперь все втолковать, пока не стало окончательно поздно. Итак, донья Фаби, кузена его величества Жуана де Торра, пожалела тебя и обласкала. Как мило. Очаровательная женщина.

– Сама доброта, – настороженно согласился Вион.