Ноулз прикинул в уме, взвесил монету на ладони, подбросил и поймал.

– Примерно три фунта десять шиллингов, сэр.

– Каждая? – недоверчиво спросил Шарп.

Ноулз кивнул.

– Каждая.

– Боже милостивый!

Шестнадцать тысяч монет, каждая по три фунта десять шиллингов! Сколько же это всего?

Исайя Танг опередил офицеров:

– Пятьдесят шесть тысяч фунтов, сэр.

Шарп засмеялся и осекся – никаких истерик! В эти деньжищи вмещалось больше тридцати капитанских патентов. Или дневное жалованье миллиона с лишком солдат. Прослужи Шарп хоть сто лет, ему не скопить столько денег, сколько умещается в одном из этих мешочков, столько толстых, больших, увесистых желтяков с кучерявым, крючконосым, добродушным на вид королем. Золото. Деньги, каких и не вообразить офицеру, получающему в день десять шиллингов шесть пенсов минус два шиллинга восемь пенсов за пищевое довольствие, минус госпитальный сбор, да еще вычет за стирку. А его солдату очень повезет, если за год он получит на руки сумму, равную двум таким монетам. Шиллинг в день, да всякие удержания – вот и получаются знаменитые «три семерки» – семь фунтов, семь шиллингов и семь пенсов в год. Правда, находятся солдаты, которые даже этого не получают, – у них высчитывают за испорченную и изношенную амуницию. Короче говоря, английский солдат стоит меньше пригоршни этого золота.

– Тысяча фунтов, сэр. – Ноулз выглядел озабоченным.

– Что?

– Я прикинул вес, сэр. Тысяча, а то и побольше.

Около полутонны золота. Нести ее придется по вражеской территории, да еще, как назло, погода откровенно портится. Набрякшие тучи висели прямо над головой и быстро плыли на юг, обещая в самом скором времени затмить всю небесную синеву.

Шарп показал на мешочки.

– Разделите, лейтенант. На тридцать частей. Наполните тридцать ранцев. Все долой, кроме самого необходимого. Придется нести по очереди.

Эль Католико встал и приблизился к Шарпу, косясь на бдительных стрелков, которые держали испанцев на прицеле.

– Капитан.

– Да?

– Это испанское золото. – Он говорил с гордостью, видимо, не хотел ударить в грязь лицом, делая последнюю безнадежную попытку.

– Знаю.

– Оно принадлежит Испании. Оно должно остаться здесь.

Шарп отрицательно покачал головой.

– Оно принадлежит верховной хунте, а хунта находится в Кадисе. Я – всего-навсего носильщик.

– Капитан, забирать его отсюда не имеет смысла. – Эль Католико собрал все свое достоинство, говорил он спокойно, проникновенно. – Оно и здесь пригодится для войны с французами. Мы сумеем использовать его с толком, поверьте. Если вы заберете золото, Британия его украдет. Оно отправится в Англию на ваших кораблях. Оно должно остаться здесь.

– Нет. – Шарп улыбался, чтобы вывести испанца из себя. – Мы за ним присмотрим. А королевский флот доставит его в Кадис. Если не верите, почему не хотите идти с нами? Лишние спины нам не помеха.

Эль Католико ответил ему с такой же язвительной улыбкой:

– Я пойду с вами, капитан.

Шарп понял, что кроется за этим посулом. Возвращение превратится для роты в кошмар наяву. Неотвязный страх перед засадой, постоянное ожидание внезапного налета – врагу такого не пожелаешь. Но веллингтоновское «должны!» властным рефреном звучало в голове Шарпа.

Капитан ждал, что еще скажет Эль Католико, но тот молчал. Шарп знал: пройдет еще от силы час, и разверзнутся хляби небесные, и низринутся косые струи, и вода в реках поднимется на глазах.

Вернулся Харпер – мокрый до нитки, но чистый, и кивком указал на партизан:

– Как с ними быть, сэр?

– Будем уходить, запрем. – Много времени на этом не выиграть, но ведь каждая минута дорога. Шарп повернулся к Ноулзу. – Ну, мы готовы?

– Почти, сэр.

Ноулз разрезал мешочки, а сержант Мак-Говерн и стрелок Танг наполняли монетами ранцы. Шарп порадовался, что под Талаверой многим из его людей достались французские ранцы из телячьей кожи; британские – из дерева и парусины – под тяжестью монет развалились бы вмиг. Солдатские ранцы фирмы Троттера пользовались в армии дурной славой, их лямки были столь неудобны, что после долгого перехода казалось, будто в легкие закачана кислота. Их прозвали «троттеровой карой», и в роте лишь двое-трое солдат не носили на спинах трофеи.

Стрелок Танг поднял голову и взглянул на Шарпа.

– Стало быть, сэр, тут шестнадцать тысяч монет? У нас шестьдесят три мешка по двести пятьдесят монет. – Он показал на открытый мешок. – Получается пятнадцать тысяч семьсот пятьдесят. Не хватает двухсот пятидесяти.

– И не только их, сэр. – Харпер произнес это почти шепотом, и Шарп сообразил лишь через секунду-другую. Харди. Найдя золото, он сгоряча позабыл про капитана Харди.

Стрелок взглянул на Эль Католико.

– Ну?

Испанец пожал плечами.

– Да, один мешок мы израсходовали. Надо же покупать оружие, порох, пули, даже еду.

– Я не о золоте.

– А о чем? – Эль Католико стоял не шевелясь.

Упала дождевая капля, другая, третья. Шарп взглянул на тучи. Нелегко будет добраться до своих, ой, нелегко.

– О пропавшем капитане Харди.

– Я понимаю.

– А что еще вы понимаете?

Изо рта Эль Католико вынырнул язык, облизал губы.

– Мы думаем, его поймали французы. – Испанец вновь обрел насмешливый тон. – Его наверняка обменяют. Вы не знаете настоящей войны, капитан.

Харпер зарычал и шагнул вперед.

– Сэр, разрешите, я задам несколько вопросиков. А заодно разорву его пополам.

– Нет, – сказала девушка. – Харди пытался бежать от французов. Где он сейчас, мы не знаем.

– Да врут они! – Ирландец стиснул кулачищи.

По сухой земле заколотили крупные теплые капли.

Шарп повернулся к роте.

– Обернуть замки! Заткнуть стволы!

Дождь – враг пороха, первый долг солдата – беречь от воды заряженную винтовку или мушкет.

Земля жадно впитывала влагу. Надо побыстрее уходить, пока пыль не превратилась в грязь.

– Сэр! – крикнул с колокольни Хэгмен.

– Что, Дэниел?

– Конники, сэр. Милях в двух к югу.

– Французы?

– Нет. Партизаны, сэр.

Значит, время решает все. Шарп повернулся к Харперу.

– Под замок их, сержант. – Надо забыть про капитана Харди. Поскорее выйти и оторваться от партизанской погони.