– Нет! – первой откликнулась Ирина. – Я видела, как женщина посмотрела сюда!

Я уж испугался, что она расшифровала нашу хитрость, но она истолковала Раисин взгляд по-своему:

– Эта женщина почувствовала поток энергии!

– По телевизору недавно показывали, – подтвердил Екимов, – бесконтактная борьба называется, там мужик нож взглядом выбивал, руку выкручивал… В силовых структурах где-то, в ФСБ, преподают, а вы?.. – Он хотел что-то спросить у Людмилы.

– Не будем сейчас обо мне, – великодушно сказала та, – поговорим о вас…

Повидал я экстрасенсов! И с Кашпировским в одной телепрограмме снимался, и с Джуной в концерте выступал. Песни она тогда писала вместе с композитором Морозовым, ну и – кто удержится! – сама пела. Я как раз перед ее выходом на сцене стоял – так у меня спина чуть не задымилась. Мало кто выдержит чужой успех, а я, дурак, соловьем заливался! А однажды белая колдунья от Москонцерта выступала, кстати, недалеко от Рождественского бульвара – в Доме политпросвещения. Говорил жене: не надо садиться посредине, не надо садиться близко – нет! Уселись! Колдунья бесов изгоняет: взмахнет рукой – кого-то в зале корежить начинает, их на сцену здоровяки-подручные вытаскивают. Она вопрошает бесноватых: «Кто вселился? Как тебя зовут?», так женщины мужскими голосами мужские имена называют. И всё бы ничего, но пошли домой, а жена – икает и икает… Икает и икает! Ночь настала, утро, а она – икает! Взгляд перепуганный. Во всем, конечно, я виноват. День наступил – икота не проходит, вечер подкрался – поехали в Дом политпросвещения. Зашли со служебного входа, прошли длинным коридором в торец, там в просторном помещении колдунья утюгом платье свое, в котором выступала, гладит. Артисты перед концертом гладят, а она – после. Погладила, встряхнула, выслушала нас, провела рукой перед грудью жены и… икота прошла. Изможденная супруга не поверила своему счастью, а колдунья хотела и передо мной провести, занесла руку, быстро опустила ее, отвернулась и…

– Поговорим о вас, – великодушно сказала Людмила. – Я предпочитаю не вмешиваться в судьбы людей, однако иногда, как сейчас…

– Хотите… чай? Вино? У нас есть хорошее, – предложила хозяйка, не сводя зачарованных глаз с Людмилы. – Прислуга с детьми на даче, я сейчас сама…

Что-то меня беспокоило. Словно газ не выключил, дверь не закрыл, собачке воды не налил… Я глянул в окно и вздрогнул! Перед Раисой и Сеней стояли два милиционера с явным желанием повязать злоумышленника. Раиса достала мобильник… «Сейчас будет звонить Эдику!» – понял я, как обжегся.

– Эдик! – схватил я его за плечо. – Можно тебя на минуточку!

Вытянул в коридор и – вовремя. Зазвонил, заверещал мобильник. Я мимикой и жестами показал, что это звонок опасный.

– Тебе что, в туалет, что ли? – понял он.

– Кретин! – прошептал я. – Это Раиса! Там милиция!

Эдик враз посуровел, распахнул мобильник и сказал с надменностью:

– Слушаю.

Раиса забубнила, потом передала трубку милиционеру, мне было слышно: «Уверяют, что выполняли задание… у мужчины нет паспорта…»

– Это артисты нашего театрально-эстрадного агентства, – важно заверил Эдик, прикрывая мобильник рукой, – снимаем скрытой камерой… «Что, и нас? – обрадовался милиционер. И тут же строго: – Нас нельзя, не положено…» – Вас не снимаем, только их, сейчас камера вообще выключена, перерыв… меняем кассету. – «А разрешение имеется?» – Конечно, конечно! – убедительно околпачивал Эдик. – Вот передо мной… копия, оригинал в муниципалитете! Ну, конечно, сигнал – есть сигнал… граждане у нас бдительные! Ну, желаю удачи!

Мы поторопились вернуться в комнату и застали всех вперившимися в окно. Людмила беспокойно оглянулась. Я подмигнул, что все в порядке, и она, вытянув руку, стала как бы отгонять милиционеров. Здесь случилась накладка: отгоняла она их направо, а машина у них стояла – слева.

– Машина слева… – как бы сам себе негромко произнес я. – Слева…

Ирина недовольно зыркнула на меня, чтоб не мешал, а милиционеры… пошли направо. К той парочке, что дула пиво. Решив, вероятно, коли приехали, и их проверить.

После происшедшего хозяйка дома была сражена окончательно. Глаза ее выражали преданность и готовность по слову волшебницы Людмилы к подвигу. Нечто похожее было в лицах женщин, что большой группой с плакатами шли пешком (обязательно пешком!) из Зеленограда в Москву в защиту следователей Иванова и Гдляна, о чем, вероятно, ныне предпочитают не вспоминать.

И… взлетела белая скатерть, как птица белая лебедь. И накрыла стол. И украсилась белоснежная поверхность фруктами, сладостями и французским шампанским. И глядя на бутылки, сразу было видно, что шампанское настоящее, а глядя на сияющее лицо хозяйки, что радость подлинная. И подняты были бокалы за Людмилу, за любовь, за женщин, за Икс Игрековича и его молодую пассию, за семью Екимовых, которая, как и положено, должна быть крепкой ячейкой государства! И за высокие цены на нефть и газ как основу возрождения и процветания. И были мы покорны, и властвовала – Людмила Георгиевна, все более преображаясь в королеву: жесты, взор, слова… Слова-то такие откуда она брала? Кто учил ее складывать из них фразы, от которых то пламень в сердце, то мороз по коже!

Еще недавно на дачном участке цветы на клумбе окучивала и на мужа фыркала, и вдруг: «Жизнь – это лишь возможность приблизиться к Богу! Как зерна в поле, разбросал он людей по Земле и ждет всходы их добрых дел!» Всерьез она или играла? Очи ее светились изумрудно, щеки вдохновенно пылали… Я глянул исподволь на Эдика – птичку певчую держал в золотой… в позолоченной клетке, да и не птичку – тигру!

Екимов, вклинившись, вопросил:

– А как же нам?..

– Как? – переспросила Людмила, и в голосе ее заскрежетала угроза: – Сделаю ручкой, – она показала, как отгоняла милиционеров, – и будете на Казанском вокзале милостыню просить! Не нравится жить в благодарности Богу за дарованное вам – пойдете с протянутой рукой! И детей за собой потащите, чтоб они, когда вырастут – прокляли вас!

«Дареха! – подумал я. – С таким темпераментом на лучших сценах царить, а она… тут распаляется, а потом – цветочки поливать».

Людмилу было уже не унять. Застоялась кобылка в стойле.

– Жена служит мужу, – вещала она, – муж – делу, а вместе – Богу! Почему у вас разброд – потому что нарушили закон. Вы думаете: у вас непонимание, семейные дрязги, а это Бог от вас отвернулся! – Людмила помолчала и вдруг прочитала тихо и проникновенно: – До конца, до самого креста, пусть душа останется чиста…

Ирина кинулась к ней и зарыдала, как маленькая девочка на груди у мамы. И у меня тоже что-то в горле запершило. Наверное, от ихнего шампанского. Само по себе оно, конечно, приятное, но вприслушку с речью Эдиковой супруги…

– Ну, мне пора, – сказал я, да кто ж услышит скромный голос человека, сделавшего свое дело? А сделано ли? Сегодня – Людмила оттянула на себя, завтра – проповедник тот безнаказанно-наглый. Наговорит с три короба, наобещает и…