Я направился по восточному склону и как бы скрылся из виду. На самом деле залег, так чтобы и майор, и вход в лощину были в зоне прямой видимости. Лес не город и не любит прямых линий. Из веток кустарника и клочков травы я соорудил нечто вроде «гилли»[45]и стал похожим на невысокий куст.

Да и темнота мне помогала. Расставив «растяжки», как и задумывалось ранее, я стал поджидать поисковую группу, наблюдая за местностью в монокуляр. Майор, естественно, уже вопил на армейской волне о своем бедственном положении. Как я и предполагал, военные приняли верное решение выслать ближайшую разведгруппу и охранять майора до утра.

Примерно через час сорок минут от расчетного времени я заметил три силуэта, левым уступом двигающихся к проходу «сковородки». Остановились. Один отделился от общей группы и осторожно начал продвигаться к поляне. Майор кинулся к нему навстречу, но разведчик жестом и окриком остановил штабиста. Последовал радиообмен, в котором он сообщил о том, что офицер найден. Командир приказал всем оставаться на местах. Двое разведчиков вошли в зону поражения моей ловушки. Третий же направился прямо на «растяжку», рассчитывая занять позицию на возвышенности.

Сначала рванула Ф-1, солдата отбросило, но костюм его спас. Однако он не понял, что случилось. Я же быстро нажал кнопку на пульте, давая сигнал на подрыв. Долбануло ощутимо. Визга, издаваемого «крикуном», я не слышал, так как загодя вырубил ПДА. Когда все стихло, я не спешил подниматься: один разведчик был еще жив. Но волнения оказались напрасными: вой, издаваемый артефактом, и взрывы несколько рассеяли внимание снайпера (а это был он!). Я тщательно прицелился, дал две короткие очереди по силуэту. Боец упал. Я сменил позицию, и не зря — боец выхватил нечто скорострельное (наверное, автоматический пистолет) и обстрелял то место, где я только что лежал. Я вынул из сумки наступательную М-67 и кинул в его сторону. Взрыв — и все смолкло. Вскочив, я в полуприседе пошел в сторону, где предположительно лежал снайпер. Парня посекло осколками и продырявило моей очередью. Скорее всего, отстреливался он только на стимуляторах, купировавших боль, но быстро истек кровью: второй взрыв гранаты повредил что-то в костюме, видимо, этот самый инъектор. Чуть в стороне лежала искомая «снайперка». Задание было выполнено. «Гаусс» был у меня. Оставалось произвести зачистку и убираться отсюда. Скоро, очень скоро тут станет жарко…

Убедившись, что снайпер мертв, я направился к месту, где, поскуливая, лежал майор. Выбора у меня не было. Я вскинул «сто четвертый» и плавно нажал на спусковой крючок. Голова майора дернулась, и он затих. Что бы ни говорила в таких случаях совесть, я привык не слушать ее уже давно. Пожалуй, с тех самых пор, как бросил горсть земли на могилу моего товарища, погибшего по вине пьяного водителя восемь лет назад. Мой друг, прошедший три войны и несколько маленьких войнушек, был сбит, когда стоял на троллейбусной остановке, въехавшим на тротуар «городским» внедорожником. Не было ни стрельбы, ни взрывов, а зачет пошел на минус…

Потом, конечно, был суд, были отступные, которые совал в руку окаменевшей от горя Маше, жене друга, белый как мел виновник аварии. Были поминки и кладбище, и снова поминки, где мне пришла в голову мысль, что не слишком важно, как долго ты планируешь быть живым. Или как умело ты забираешь эту самую жизнь у другого. И правого, и виноватого ждет один финал. Разница, по большому счету, только в деталях. И тогда совесть замолчала окончательно, а призраки и аттракционы кошмарных сновидений меня и раньше не мучили.

После этих похорон мой сон стал еще крепче. И рука ни разу не дрогнула. Так было и на этот раз, хотя и присутствовал неприятный осадок на душе. Разведчики не вызывали никаких чувств, кроме досады: не готовы были армейцы к тому, чего должны были ожидать в первую очередь. Аномалии и зверье — не первостепенная угроза для жизни даже в таком месте, как Зона отчуждения. Опасаться всегда следует людей, а разведчики об этом забыли.

Прежде всего, надо сбить преследователей с толку. Сейчас, когда еще темно, разбираться никто не станет. Сценарий дальнейших действий противника был очевиден. Перво-наперво подтянутся те из разведгрупп, что находятся неподалеку. В темноте зафиксируют общую картину и будут ждать до утра. Когда станет посветлее, постараются определить численный состав, вооружение и направление отхода нападавших. Свяжутся со штабом, назначат ответственного за проведение операции, на что уйдет какое-то время. И только потом получат приказы по общей обстановке. На согласование и выработку плана действий уйдет около сорока минут, может быть, час. Всего — около шести часов форы. За это время я успею уйти далеко.

Когда я продумывал возможный путь отхода, то изначально планировал маршрут таким образом, чтобы исключить со стороны противника возможность использования авиации. Мой путь лежал в сторону мест, запретных для полетов. Нападение на блокпост, смерть штабного офицера, утеря документов и, возможно, редкого образца вооружения — это ЧП. Командующему особым районом не позавидуешь. Однако следы прикроют, это несомненно: спишут на «боевые» и оружие, и людей. Покажут комиссии трупы пары уголовников, якобы убитых при задержании, получат пару пинков от начальства, и все успокоится. Переждать следует дней семь, не больше. Потом активность военных снизится до приемлемого градуса и можно будет вернуться на Кордон и получить оговоренную награду. Блокпост, конечно, усилят, минные поля обновят. Но полностью кислород не перекроют: артефакты сами через КПП к воякам не придут, их должен будет кто-то собрать и принести. Все вернется на круги своя.

Остатки тел и оружие я побросал в «спираль». Насколько позволяло освещение, спутал свои следы и оставил пару ложных для преследователей. Один след вел обратно на Свалку, другой в сторону позиций «Альфы», третий к Борову. Сам я планировал взять направление на северо-запад и, минуя позиции «Альфы» и территорию бывших военных складов, пройти в разрушенный город и отсидеться там. Если будет совсем кисло, подамся к Леснику. Хотя подставлять хороших людей желания не было абсолютно. Но Ржавый лес — это то самое место, где мой след точно потеряют.

Выписав пару петель, я добрался до своего тайника. Пополнил запас воды, взял сухпай. Патронов было достаточно, плюс пара гранат: «фенька» и наступательная РГД. Нормально. В условиях, когда воду пить нельзя, а подножный корм светится от радиации, именно рацион является главным фактором выживания. Ведь в случае, если меня загонят, стрелять долго не получится. На этот раз ошибок со стороны вояк будет меньше, а значит, и шанс выкрутиться уменьшится. Главная задача — как можно дольше держать противника на расстоянии.

Что им известно на данный момент? Не слишком много: группа разведчиков попала в засаду и была уничтожена неизвестным по количеству противником. По фрагментам, конечно, определят и тип взрывного устройства, и найдут пару-тройку пропущенных мною стреляных гильз. Но патроны-то я использовал совершенно обычные, и ничего, что дало бы хоть какую-то конкретную информацию о «нападавших», на месте боя обнаружить нельзя. Записи в ПДА уничтожены излучением «крикуна». Даже если найдут пригодное для снятия информации устройство, то там ничего нет. Импульс артефакта надежно уничтожает любые активные на тот момент электронные устройства. Следовательно, поиск пойдет по расширяющемуся радиально кругу, центром которого будет место засады. Военные также постараются перекрыть возможные пути отхода «нападавших», проведя анализ местных условий. Ночью искать станут коллеги погибших разведчиков, что и хорошо, и плохо одновременно. Хорошо потому, что таких групп я насчитал всего пять и в темноте, да с должной сноровкой, избежать с ними встречи будет нетрудно. Плохо — по той причине, что сейчас военные настороже, их много и они лучше экипированы и вооружены. И, несомненно, лучше меня знают эти места.