Фортунато постучал в стальную дверь – достаточно громко, чтобы было слышно, но с неким намеком на вежливость. Не стукнув кулаком, как полицейский. После этого свободно опустил руки, показывая, что в них ничего нет, но вверх поднимать их не стал.

– Che,[67]Качо. Это я, Фортунато.

Щелкнул замок, и дверь распахнулась. Качо в синих джинсах и свитере стоял, глядя на него со своей обычной враждебностью, и ждал, пока Фортунато заговорит первым.

– Похоже, у нас есть общий друг, – проговорил Фортунато.

– Кто?

– Некая гринго.

– Кто?

Комиссар проигнорировал наигранное незнание:

– Хватит крутить мне яйца и дай войти! Нам все уже известно! Она приходила два дня назад. Утром. Ничего особо серьезного!

Преступник, видимо, прикидывал, продолжать ли отрицать все или впустить его и выяснить, что ему известно. Наконец он отстранился, и Фортунато шагнул в дом.

Окна, смотревшие на улицу, все еще были закрыты стальными жалюзи, но те, что выходили во двор, были отворены, впуская в комнату яркий солнечный свет. Пахло оставшимся от позднего завтрака жаренным на сковородке мясом.

– Славно ты тут устроился. Хороший обзор улицы, и можно незаметно уйти через боковую дверь, никто и не увидит. Небольшая башенка спереди… – Он покивал. – Да, ты времени на Кубе не терял. И внутри, посмотри-ка, – одобрительно кивнув на дорогую мебель, – очень мило. Лучше всего красть стильные вещи.

Качо ничего не сказал.

Фортунато оглядел его. Нигде под рукой у хозяина не было оружия. Он мог бы убить его на месте. И решительный, уверенный в себе человек, пожалуй, так бы и сделал. Но сам-то он отвечает этим характеристикам? Как, к примеру, Доминго или Бианко? И в конце концов, что он вообще за человек, Фортунато?

– Вы за ней топаете? – спросил вор.

– Я ее опекун. Помогаю в расследовании.

Качо криво ухмыльнулся:

– Да, крепко тебя подставили с этим делом.

Фортунато неопределенно хмыкнул и стал ходить по комнате, рассматривая картины и коллекцию музыкальных записей. Аргентинский рок. Зарубежный рок. Между ними попадались танго.

– Танго Мелинго. Слышал, он очень хорош.

– Могу тебе переписать. Но это было бы нарушением авторских прав, нет?

– Качо, Качо. – Фортунато покачал головой. – Она интересная девочка, наша доктор Фаулер. Одержима поиском истины и разоблачением коррупции и тому подобным. Типичная североамериканка. Лучше не найти для поиска аморальности за пределами Соединенных Штатов.

Качо нервничал и нетерпеливо буркнул:

– Давай, Мигель, покороче. Я отозвался о тебе нормально. Не то чтобы я тебя знаю, но слышал, что ты подлинный неприступный бастион честности. – Он наклонил голову вбок. – Ну, не совсем так, она ведь далеко не дура. Скажем так, полунеприступный.

– Не знаю, как тебя и благодарить за такую лестную характеристику. – Фортунато видел отражение Качо в оконном стекле за его спиной, за поясом у того сзади все-таки был засунут пистолет.

– Человека, с которым имеешь дела столько лет, не подводят. – Качо почесал грудь. – Как же тебя подставили! Я это сразу понял, как только ты сказал, что с тобой пойдут Доминго и Васкес. А потом ты убил этого дурака. Совсем как юнец, обрадовавшийся одолженному пистолету. – Качо с отвращением сморщился. – А он ни в чем не виновен, и у него дочка.

– Качо, ты? Это говоришь ты? А кто казнил генерала Лопеса? – Детектив не останавливаясь кружил по комнате, стараясь запомнить подробности обстановки. – Сколько невинных ты отправил на тот свет? Дураков, которые брались за работу в полиции, чтобы получить пенсию, и которые не могли даже написать слово «капитализм». Мало кто знает твою историю, Качо, а я знаю. Я даже читал про тебя в книгах! Конечно, ты был под другим именем. Но, как ты говоришь, людей, с которыми имел дело много лет, не подводят. – Штурмовая винтовка, бойницы в стенах. Возможно, где-то схоронен целый арсенал. Дверь, ведущая во двор, лестница из кухни на второй этаж. – Ты прав. Очень жаль, что так получилось. Но во всем виноват Доминго. Он притащил с собой Васкеса. У Васкеса поехала крыша. Если бы ты пошел с нами, когда я тебя просил, все было бы по-другому.

– Не впутывай ты меня, Мигель, в свои делишки. Убить какого-то идиота писателя…

– Я не убивал его! – Фортунато сам почувствовал слабинку в своем голосе. – Это Доминго с Васкесом! Это не я! – Молчание Качо еще больше подхлестывало Фортунато, он никак не мог остановиться. – А что говорит Васкес? Он что, шатается и треплется повсюду?

– У меня нет ничего общего с Васкесом.

Фортунато перешел почти на крик:

– А ты что слышишь? Что говорят твои muchachos? Потому что, говорю тебе, я не убивал гринго!

В этот момент на кухне звякнула кастрюля; Фортунато сделал несколько шагов в ту сторону. Почти голая, в одной футболке, женщина с калебасой и чайником. Она проскочила к лестнице и исчезла наверху. Рука Качо потянулась к пистолету.

– Тебе пора уходить, – произнес он. – Ты беспокоишь мою гостью. – Он открыл дверь и встал рядом.

Фортунато вышел из дома на залитый ярким дневным светом двор. Подчеркнутая нейтральность, прозвучавшая в голосе Качо, его мало успокоила.

– Я ничего не сказал гринго об этом, можешь не беспокоиться. Что касается Васкеса, то тут я ничего не могу гарантировать. Это твое, только твое личное дело, Мигель. Ты собственными руками создал эту проблему. Если тебе нужно рассчитаться с Васкесом и Доминго, это твое личное дело. Меня это не касается.

Фортунато подумал, что в глазах Качо мелькнуло что-то похожее на отвращение, какое испытывает невинный по отношению к виноватому.

– Ну нет, дорогой, зря ты так думаешь.

Он повернулся к Качо спиной и двинулся в сторону улицы.

– Мигель!

Он обернулся.

– Я соболезную тебе по поводу жены.

Мигель не понял, издевается над ним Качо или пытается выразить искреннее сочувствие человеку, с которым связан многие годы. Он устало поднял руку и двинулся дальше.

– Преступник вроде Богусо не человек, – толковал им комиссар участка № 33, проводя по подведомственным помещениям. – Рецидивист с патологическими наклонностями. Наркотики, кража автомобилей, грабежи. В шестнадцать лет он убил сверстника из другой банды. А теперь сидит за пытки и убийство семейной пары на глазах у их детей. – Комиссар с отвращением покачал головой.

– Увлекся, наверное, дурью, – предположил Фортунато.