Глядя на своих орлов, подумал, что командую отрядом «крестоносцев». В буквальном смысле – георгиевских крестов или, точнее, «знаков отличия Военного Ордена» не имели из пятнадцати человек, ехавших под моим началом, только Тихон, Егорка и новый, взятый вместо убитого Малышко, минёр.

Вряд ли во всей армии найдется ещё одно такое «кавалерственное» подразделение.

– А неплохо в седле держитесь, ваше благородие, – подъехал ко мне Егорка, когда усадьба скрылась за холмом.

– Тебе спасибо, Егор Пантелеевич, – кивнул я казаку. – Да и сотни вёрст дороги кого угодно всадником сделают. С кавалеристами мне, конечно, не сравниться, но передвигаться на Афине уже худо-бедно умею.

– Я чего спросить-то хотел, – слегка засмущался уралец, – отряд уж больно у вас странный: пионеры верхами, егеря, басурманин этот, лучник… Что делать собираемся? Нет, я, конечно, с нашим удовольствием – что прикажете исполню, чтобы супостатам навредить. Но хотелось бы понять…

– Да что прикажут – то и будем делать. А вообще – почти казачий отряд. Именно вредить супостату. Всеми силами и средствами. Исподтишка. Не вступая по возможности в открытый бой. Из засад. Егеря у меня – лучшие стрелки в армии, минёры – тоже самые лучшие. Вот только лихих разведчиков, таких, как ты, не хватало. Надеюсь, что командующий корпусом выделит ещё несколько казачков. Донцы, скорее всего, будут. Сойдётесь характерами?

– Понятно. А казак с казаком всегда договорится. Спасибо, ваше благородие! – Егорка благодарно кивнул и отъехал ближе к Тихону.

А дальше: вёрсты и постоялые дворы, вёрсты и почтовые станции, вёрсты и ночлеги под открытым небом…

Это вам не на автобусе от Пскова до Себежа отмахать – трое суток добирались, пока не встретили первый казачий разъезд. Причём ополченский.

Что и понятно – настоящих бойцов Витгенштейн держал на передовых позициях, а эти, «серомундирные», как раз и подходили для контроля внутренних коммуникаций.

Именно такие мысли и возникли у меня сразу после общения с урядником, возглавлявшим разъезд.

А потом подумалось: «Не «зазвездил» ли ты, Вадим Фёдорович? – люди по доброй воле в ополчение пошли. Никто их не гнал – сами. И ты, со своим мундиром, который тебя обязывает воевать по определению, будешь смотреть на них свысока?»

Стыдно – оно всегда стыдно. Но если стыдно перед самим собой – вдвойне.

Единственное, что успокаивало: набьём мы с таким народом харю «покорителю Европы». Не можем не набить!

А потом была ещё одна радость: на последнем перед Себежем постоялом дворе к нашему с Алексеем столу подошёл гусарский поручик в синем с серебром мундире – а кого из гусар тут ещё можно встретить – гродненцы.

– Разрешите представиться, господа: поручик Глебов Иван Севастьянович. Не будете возражать, если составлю вам компанию?

– Милости просим, господин поручик. – Мы с Лёшкой представились тоже.

– Не будет ли не скромно с моей стороны осведомиться: вы не из-под Смоленска ли едете?

– Именно оттуда. А как вы догадались?

– Просто предположил – следуете с севера и с крестами оба… Хотя странно: пионеров с поручениями обычно не отправляют. Но не смею спрашивать о цели вашего визита в корпус.

– Благодарю вас за скромность, – слегка улыбнулся я. – Тем более что всё равно не имел бы возможности удовлетворить ваше любопытство.

– Разумеется. Но я скачу из Петербурга – совсем не знаю о последних новостях с московского направления. Чем закончилось дело под Смоленском?

Ну, об этом можно рассказывать кому угодно.

– Смоленск оставлен. Армия отступает к Москве. Но битву под его стенами можно смело считать победой нашего оружия: противник, имея вдвое большие силы, понёс вдвое большие потери, чем наши войска.

– Так почему же Барклай не дал ещё одного сражения под Смоленском, если всё сложилось так удачно? – Лицо молодого человека раскраснелось.

– Вы не по адресу задаёте вопрос, Иван Севастьянович. Я всего лишь капитан, и со мной не обсуждают стратегию ведения войны.

А про себя подумалось: «Молодец Михаил Богданович, хорошо, что не повёлся на эмоции и не замутил генералку раньше времени – у Наполеона всё-таки значительно больше сил, чем у наших. Хотя и генералитет во главе с Багратионом его наверняка «клюёт», и в низах небось недовольство то ещё…»

– А что у вас здесь происходило? – поинтересовался Алексей. – Мы ведь тоже совершенно не имеем информации о том, как идут дела на этом театре военных действий.

– При мне было только одно столкновение. Под Клястицами. Здорово набили французам. Только наш полк двенадцать пушек захватил. Генерал Кульнев лично водил гусар в атаку на одну из захваченных в результате батарей. Теперь наверняка должен или «Георгия» второй степени получить, или даже голубую ленту через плечо.

– Так он жив?

– Яков Петрович? Да типун вам на язык! Извините, конечно. Для нашего шефа[5]ещё пуля не отлита. Его превосходительство – Бог Войны. Да, да, господа – именно он, а не Марс. Он погибнуть просто не может…

Ай да я! Ай да молодец! Не знаю, что конкретно я наворотил: может, ту самую пушку в Немане утопил, может, того самого канонира покалечил – неважно. Генерал Кульнев жив! Ему не оторвало ноги ядром под теми самыми Клястицами. Этот «русский Байярд» себя ещё покажет, ещё не одну козью морду его Гродненский гусарский лягушатникам устроит!

– Прошу прощения, – стал изворачиваться я, – просто подумалось, что генерала, ведущего на приступ батареи своих гусар, выцелят и застрелят в первую очередь. Очень рад, что Яков Петрович жив и здоров – он настоящая легенда нашей армии.

– Полностью разделяю ваше мнение, Вадим Фёдорович. И благодарю за лестный отзыв в адрес героя, которого гродненские гусары чтят превыше всех, кроме государя нашего.

Сильно подозреваю, что поручик слукавил – Кульнева гродненцы чтили даже повыше, чем императора, но такое вслух не произнесёшь…

– Я понимаю, господа, что вы, инженеры, – кажется, молодой человек слегка захмелел, – не очень жалуете менее образованных кавалеристов…

– Отнюдь, Иван Севастьянович, – требовалось немедленно прервать данную тираду, которая могла привести к ссоре, – мы неоднократно бились плечом к плечу с ахтырскими гусарами и имели возможность оценить их доблесть и ум. Если вам известен подполковник Давыдов…

– Денис Васильевич? – перебил меня поручик. – Вы спрашиваете гусара, известен ли ему Давыдов?

– Я уточняю. По моему мнению, он должен быть известен всей России, но ведь могу и ошибаться, не так ли?

– В этом вопросе ошибиться нельзя – Денис Васильевич Давыдов действительно известен всей образованной России…