Однажды вечером Фемистокл вместе с Аброником обходил караулы.

Неожиданно в тисовой роще на склоне горы из-за дерева выскочил человек в тёмном плаще и бросился на Фемистокла с кинжалом в руке.

Всё произошло так стремительно и внезапно, что он не успел ни осознать опасность, ни схватиться за меч. Этот вечер вполне мог стать последним в жизни Фемистокла, если бы не расторопность Аброника, который храбро вступил в борьбу с таинственным незнакомцем. Фемистокл поспешил на помощь воину. Вдвоём они обезоружили злодея и связали ему руки ремнём.

Фемистокл привёл пленника в свой шатёр и пригрозил смертью, если тот не скажет, по чьему повелению действовал.

Незнакомец признался, что выполнял повеление Геликаона, сына Филоктета.

- Как ты оказался в войске? - спросил Фемистокл. - Ведь ты похож на метеков. Я ни разу не видел тебя в народном собрании.

- Да, я не гражданин Афин, - кивнул незнакомец. - Я нахожусь в обозе, присматриваю за мулами. Это Геликаон пристроил меня в обоз. Я один из его должников.

- Сколько тебе обещал Геликаон монет за убийство Фемистокла? - сурово спросил Аброник, стоявший за спиной у связанного с мечом в руке.

- Геликаон обещал простить мне долг, это две мины, - дрожащим голосом проговорил незнакомец. - И сверх этого мне была обещана мина серебра.

- Значит, всего три мины, - усмехнулся Фемистокл. - Недорого же оценил мою голову Геликаон. Ну, я ему это припомню!

Он развязал метеку руки и, к изумлению Аброника, предложил ему вина.

За чашей метек стал более разговорчивым. Выяснилось, что его зовут Кифн и живёт он в Колоне, пригороде Афин.

- Ты, случаем, не вольноотпущенник афинянина Эрианфа, сына Астиоха? - поинтересовался Фемистокл.

- Да, я был его рабом, и он отпустил меня на волю, - сказал Кифн. - Меня и ещё двенадцать рабов-каменщиков. Мы построили Эрианфу новый дом на месте старого - сгоревшего от пожара.

- Знаю, знаю, - проговорил Фемистокл с еле заметной усмешкой. - Сначала у бедняги Эрианфа сгорел дом, - потом он был привлечён к суду за хищение государственного имущества, где главным обвинителем был я. Эрианф был оштрафован на очень крупную сумму. Чтобы расплатиться, ему пришлось влезть в долги. Вот он и отпустил на волю почти всех своих рабов, дабы тянуть с них деньги как с вольных ремесленников. Скажи, Кифн, разве ты не выплачивал Эрианфу деньги, уже будучи свободным человеком?

- Выплачивал, - признался Кифн, - целых полтора года.

- Ну и как? Полностью расплатился за свободу?

- С Эрианфом я расплатился, - печально вздохнул Кифн, - но опять влез в долги к Геликаону. Негодяй задушил меня процентами!

- Не переживай. - Фемистокл налил Кифну ещё вина. - Я заплачу твой долг. Однако и ты должен помогать мне, если потребуется. Не беспокойся, тебе не придётся кого-то убивать. Тем более убивать Геликаона. Этот глупец нужен мне живой. К тому же у него жена красавица и две прелестные дочери. Зачем их расстраивать?

К концу беседы, затянувшейся до полуночи, изрядно захмелевший Кифн прерывающимся от волнения голосом стал просить у Фемистокла прощения за то, что чуть не лишил его жизни.

- Хорошо, я прощаю тебя, друг мой. - С этими словами Фемистокл возвратил вольноотпущеннику его кинжал.

В середине лета вернулись послы, ездившие в Сицилию к тирану Гелону с намерением привлечь этого могущественного правителя к войне с персидским царём на стороне Коринфского союза. Гелон потребовал себе верховное начальство над объединённым эллинским войском и флотом. Спартанский посол отказался.

Афинский же посол на претензии сиракузского тирана сказал следующее: «Эллада послала нас к тебе просить не предводителя, но войско».

Гелон ответил такими словами: «Чужестранец из Афин! У вас, видимо, нет недостатка в предводителях, а вот желающих подчиняться не хватает. Поскольку вы ни в чём не уступаете мне, возвращайтесь домой и сообщите Элладе, что год её лишился весны».

Этим Гелон хотел сказать, что как весна - самое прекрасное время года, так и его войско - лучшая часть войска эллинов. Потому-то Элладу, отвергшую союз, Гелон сравнивал с годом, лишённым весны.

Не успели в Афинах толком осмыслить неудавшийся союз с Сицилией, как возвратились послы, ездившие на Крит, и тоже с неутешительными вестями. Правители критских государств не стали выдвигать какие-либо условия, они просто отказали в помощи Коринфскому союзу. Отказали все до одного! При этом критяне ссылались на дельфийский оракул, который без обиняков советовал им не враждовать с персидским царём.

Афины и вовсе погрузились в печаль и тревогу, когда отправленное в Фессалию войско неожиданно вернулось домой, так и не скрестив оружие с варварами. Оказалось, что отступление эллинов от Олимпийских горных проходов было вызвано опасностью их окружения персами. Фемистоклу и Эвенету стало известно, что персы двигаются в Фессалию по двум дорогам: по удобной и короткой, мимо горы Олимп, а также по длинной обходной через страну перребов и горный перевал у города Гонна.

Об опасности окружения эллинов известили гонцы, прибывшие от македонского царя Александра, сына Аминты. Македонский царь хоть и состоял в числе добровольных союзников Ксеркса, но в душе сочувствовал Афинам и Спарте, имевшим мужество противостоять угрозе с Востока.

В афинском пританее с раннего утра заседали архонты и пританы.

Перед государственными мужами стоял всего один вопрос: что делать при столь плачевных обстоятельствах?

Всем было ясно, что ни на море, ни на суше Коринфский союз не может тягаться с военной мощью персидского царя. От македонского царя Александра правители Афин узнали, что персидский флот насчитывает тысячу двести кораблей, а в сухопутном войске свыше пятисот тысяч воинов.

Среди всеобщего уныния то и дело звучали голоса: прежде чем что-то затевать одним или в союзе со Спартой, нужно отправить послов в Дельфы. Надо узнать о грядущей судьбе Афин из уст всеведущего светлоликого бога Аполлона.

Вечером в доме знатного афинянина Леобота, сына Алкмеона, собрались те из эвпатридов, которые давно уже вынашивали замысел возродить в Афинах аристократическое правление. Эти люди тайно строили козни Фемистоклу и другим вождям афинского демоса. Последней их надеждой добиться желаемого было подчинение Эллады царём-ахеменидом. Только персы могли вернуть в Афины изгнанных Писистратидов. Только Писистратиды могли способствовать возвышению Ареопага и принижению роли народного собрания. Потому-то Леобот и его единомышленники и взяли персидское золото, тайно привезённое в Афины верным человеком Писистратидов.

На это золото заговорщики покупали запасы продовольствия для персидских отрядов, которые, по их замыслу, должны были разместиться в Аттике для поддержания власти Писистратидов. Покупали они и оружие для того, чтобы сражаться со сторонниками Фемистокла, когда персы вступят в Аттику.