Через неделю, когда я окончил устройство моей квартиры и закончил визиты, полковник Юргенс позвал меня в штаб, в свой кабинет, и объявил мне расписание наших занятий и «времяпрепровождения». В штабе надо было быть к 9 часам утра. Занятия продолжаются до 121/2 часа дня, когда все расходятся на обед. После обеда занятия необязательны. Каждый из чинов штаба приходит или не приходит на службу после обеда, в зависимости от того, есть ли у него работа или нет. Остается в штабе опять-таки столько, сколько этого требует имеющаяся работа. Начальник штаба, нормально, после обеда в штаб не приходит.

По пятницам после обеда все чины штаба во главе с начальником штаба собираются в штабе, перечитывают мобилизационные соображения и вносят в мобилизационную записку, дневник и приложения необходимые поправки. Затем до 9 часов вечера под руководством начальника штаба ведутся беседы на военные темы, а в 9 часов вечера все идут ужинать к начальнику штаба.

Два раза в месяц, по субботам (через субботу), начальник штаба и все чины штаба собираются в собрании Днепровского полка к 7 часам вечера. Там до 9 часов вечера по этим дням делаются чинами штаба (офицерами Генерального штаба) и офицерами Днепровского полка сообщения на военные темы. Затем обыкновенно все остаются ужинать в собрании Днепровского полка.

По средам и по воскресеньям чины штаба дивизии приглашаются к часу дня обедать к начальнику штаба дивизии. Присутствие на этих обедах обязательно, и по средам никаких занятий в штабе после обеда не производится.

Один раз в месяц, по воскресеньям (обыкновенно первое воскресенье после 1-го числа), начальник штаба и чины штаба приглашаются на обед к начальнику дивизии к 7 часам вечера. Затем один раз в месяц, в дни по выбору начальника штаба, он и чины штаба ездят в Волочиск, куда походным порядком доставляются верховые лошади. В окрестностях Волочиска под руководством начальника штаба производится небольшая полевая поездка и решаются задачи в поле. Затем обед на Волочиском вокзале («Буфет там хороший», – сказал К.Д. Юргенс) и возвращение в Проскуров. Это расписание является для всех обязательным, и уклоняться от него, сказал Юргенс, не допускается.

Прошел месяц, и я понял, что «расписание» довольно тяжкое. Обеды и ужины у К.Д. Юргенса были чрезвычайно обильные и с большими возлияниями. А тут еще мой приятель Горский просил обедать у него по вторникам, причем требовал осушить хрустальный бочонок (довольно изрядной величины, думаю, около двух бутылок) водки. Хотя его супруга пила не меньше его, но все же и на мою долю приходилось много. Довольно часто стали меня приглашать Орловы и Гернгросс, хотя у них (особенно у Гернгросс) по спиртной части не насиловали, но все же фактически почти ни одного дня не оставалось свободным. Конечно, при отсутствии в Проскурове всяких развлечений и смертной скуке подобные «расписания» были понятны, но я все же решил несколько освободиться от кабалы начальника штаба. Я ему сказал, что страстно люблю верховую езду и охоту; что поэтому я хочу иметь в полном своем распоряжении воскресные дни для верховых поездок и охоты. Мое заявление встретило чрезвычайное сопротивление; Юргенс усмотрел в нем чуть ли не бунт. После долгого разговора, видя мое упорство, К.Д. обиделся и сказал: «Делайте как хотите».

Я перестал бывать у него по воскресеньям, и наши отношения примерно в течение месяца были очень натянуты; но затем, убедившись, что я действительно с раннего утра по воскресеньям куда-либо уезжаю верхом, он примирился, и с этих пор никаких недоразумений в наших отношениях не было.

Должен отметить, что К.Д. Юргенс как офицер Генерального штаба и начальник штаба дивизии был чрезвычайно сведущ и был образованным и прекрасным работником. От него я многому научился и в совершенстве постиг службу штаба дивизии и обязанности офицера Генерального штаба по отношению полков дивизии.

Но вообще жизнь в Проскурове и сам Проскуров мне страшно надоели. Я просто стал опасаться, что могу спиться. А тут еще приближалась весна, и Проскуров стал превращаться в непролазное болото. Пришлось для пешего хождения завести громадные высокие калоши, к которым прикреплялись веревки для держания их в руках, и этим не позволялось калошам оставаться в грязи. Для вечерних путешествий я завел электрический фонарь, но затем для верности заменил его простым керосиновым фонарем.

В те вечера, в которые я никуда не ходил, я просто изнывал дома. Нападала такая тоска, что не хотелось и читать. Куда-либо идти «на огонек» не хотелось: опять водка и карты. Душой я отдыхал только у Орловых и Гернгросс, но я не был знаком с ними настолько близко, чтобы ходить к ним без приглашений.

Как-то в конце апреля 1898 года, в одно из воскресений, сидя и скучая дома, я получил телеграмму из Киева за подписью генерала Рузского: «Согласны ли быть назначенным в штаб округа помощником старшего адъютанта мобилизационного отделения?» Я чуть не закричал от радости. Немедленно послал ответ о согласии и пошел доложить о полученной телеграмме и моем ответе полковнику Юргенсу.

К.Д. Юргенс был искренне огорчен. Мы с ним действительно сошлись и привязались друг к другу. Он мне сказал: «Мне очень жаль с вами расставаться, но я был убежден, что вас возьмут в штаб округа. Делать нечего. Давайте вспрыснем ваше назначение». Распили мы бутылку шампанского, и я, радостный, пошел домой. Даже Проскуров мне в этот вечер показался красивым городом. 7 мая полковник Юргенс получил телеграмму из штаба округа с сообщением о моем назначении и предписанием немедленно меня командировать к месту новой службы.

Считая время моего прикомандирования к Генеральному штабу, то есть еще до назначения старшим адъютантом в штаб 12-й пехотной дивизии, я в общей сложности прослужил в штабе Киевского военного округа более десяти лет (помощником старшего адъютанта штаба округа с 6 мая 1898 г. до 16 декабря 1902 г. и старшим адъютантом с 16 декабря 1902 г. по 4 декабря 1907 г.). А всего в Киевском военном округе я прослужил почти двенадцать лет, из коих более одиннадцати лет в Киеве.

Это дает мне возможность коснуться многих интересных вопросов, которые, характеризуя Киев и Киевский военный округ, до известной степени дадут данные и о том, что в этот период делалось вообще в России.

О начальствующих лицах и о некоторых офицерах Генерального штаба

Начну с командовавшего во время начала моей службы в Киевском военном округе войсками округа Михаила Ивановича Драгомирова.

До начала моей службы в Киевском военном округе я, в сущности говоря, чрезвычайно мало знал про М.И. Драгомирова. Знал, что он был прежде профессором в Академии Генерального штаба, затем начальником Академии. Знал, что он в вопросах воспитания и обучения войск проводит суворовскую науку, и, наконец, знал, что он является одним из героев войны 1877—1878 годов, блестяще проведя переправу через Дунай. Этим ограничивались мои знания М.И. Драгомирова. Слышал я, будучи в Академии, что у Драгомирова много врагов и что его идеи очень многими оспариваются…

Узнал я М.И. Драгомирова только после поступления на службу в Киевский военный округ. Предки Драгомирова, по-видимому, были выходцами из Сербии. Осели они сначала в Польше (Драгомирецкие), а затем в «Хохландии», оказачились и играли видную роль в истории нашего малороссийского казачества и Запорожья.