– Нет! – обе девушки снова заговорили одновременно.

– Он не утонул, – повторила девушка с ореховыми глазами.

– Его ужалили, – сказала другая.

– Нет мужчин подписать. Нет ужалить.

Я заталкивала обратно вопль, в груди глухо колотилась паника. Девушки продолжали спорить с полицейским ровными и сильными голосами. Они предложили ему взамен свои подписи. Он отказался.

Они начали говорить все одновременно. Их слова волнами накатывали на меня. Одна из девушек встала, и ее кресло чиркнуло по стене. Полицейский щелкал зажигалкой. Лампы над нашими головами продолжали монотонно гудеть. Я наблюдала, как слезы капают мне на колени. Проводила большим пальцем по фигуркам, вырезанным на кольце Шона. И смотрела на дверь. Прошло минут сорок, может быть, час, девушки жестикулировали, а полицейский курил сигарету за сигаретой.

– О’кей, – сказала одна из девушек, и решимость в ее тоне заставила меня поднять голову. – Мы подпишем.

Я повернулась к полицейскому, который пустил по столу ручку в их сторону. Понятия не имею, что заставило его передумать. Мне было все равно.

Водитель уснул в своей машине. Проснувшись, он отвез нас назад в городок Хадрин, что на полпути через узкий полуостров между Хадрин Нок и Хадрин Наи, Рассветным и Закатным пляжами. Мы нашли ресторан, чтобы поужинать, и девушки были впечатлены, когда я заказала что-то с чили. Помню, что пища ощущались странно: я гоняла пищу во рту языком, словно только что лишилась зуба, – и не чувствовала никакого вкуса. Но тошнота напомнила мне, что я беременна, и я сумела заставить себя проглотить пару кусочков, прежде чем мой желудок сжался, точно кулак.

Солнце быстро садилось, когда мы шли назад к «Сивью Хадрин». Проселочная дорога сменилась песком, воздух становился солоноватым, а звук прибоя понемногу усиливался. Одна из девушек сказала что-то на иврите.

– Она раздумывает, насколько плохо то, что мы подписались собственными именами, – объяснила другая. – Это из-за нашей армии. Нам не разрешается разговаривать с иностранной полицией.

– Простите меня, – сказал я. – И спасибо вам. Большое, – я остановилась. – Я ведь даже не знаю ваших имен…

– Анат, – рядом со мной остановилась девушка с черными волосами.

– Талия, – девушка с ореховыми глазами прижала раскрытую ладонь к груди.

– Я – Шэннон.

– Мы знаем. Приятно познакомиться.

Мы с Шоном пробираемся по переулочку в Чанше, перегороженному лапшичными, пельменными и лотками разносчиков, торгующих шашлычками из неопределимого мяса. Пар валит из крохотных кухонь, вынося запахи растительных масел, перцев и сигарет в уличную жару.

Парочка подростков впереди нас останавливается и пристально на нас смотрит. Затем девушка лезет в свою сумку, чтобы вытащить фотоаппарат, а потом, улыбаясь и кивая, приближается к нам.

– Цюин? – спрашивает она, поднимая камеру к глазам и делая вид, что фотографирует.

– Хао, – улыбается в ответ Шон. Я решаю, что она хочет, чтобы Шон сфотографировал их вместе, поэтому делаю шаг в сторону. Но девушка плавным движением скользит ко мне, просовывает руку мне под локоть и кладет голову на плечо.

– Це цзы! – она изображает другой рукой универсальный знак мира и широко улыбается в ответ на мою удивленную улыбку.

Потом парнишка передает камеру девушке, а сам становится рядом с Шоном. Поднимается на цыпочки, чтобы хватило роста обнять Шона за плечо, и тоже показывает «викторию». Шон привык к такому вниманию, он обнимает подростка за плечи в ответ.

– Це цзы, – вместе говорят Шон и парнишка, щурясь на летнем солнце.

– Сесе, – ребята благодарят нас и разворачиваются, чтобы уйти.

Шон похлопывает парнишку по спине, словно они старые друзья.

– Увидимся, приятель.

Хотя, разумеется, мы их больше никогда не увидим. Я гадаю, что они будут говорить потом другим людям, показывая эти фотографии: Это двое белых, с которыми мы познакомились в Чанше. Они даже не спросили наших имен.

– И где же вы познакомились с мисс Анат Аврааам и мисс Талией Шахар? – офицер израильской иммиграционной службы поднял глаза от листка бумаги, который держал в руках, и вгляделся в мое лицо.

– В Таиланде.

– Хмм… Давно ли вы их знаете?

– Три месяца. С августа. С девятого августа.

– И вас не волнует ситуация с безопасностью в Израиле?

Я помолчала. Был самый пик «второй интифады», или второго палестинского восстания. Я не знала, каким будет правильный ответ.

– Нет.

– Вы слышали о здешней ситуации?

– Да.

– И вы не боитесь? – он поднял брови.

– Нет, – повторила я.

Его темные глаза изучали меня. Он вернул мне листок с именами и адресами девушек и, наконец, поставил в мой паспорт штамп «Въезд разрешен», отпечатавшийся красными чернилами.

– А следовало бы, – на этом он со мной распрощался.

На самом деле я начала немного нервничать, когда меня вывели из очереди и стали расспрашивать еще во время задержки рейса в Стамбуле. Исколесив всю Польшу и перебравшись оттуда в Загреб, я купила билеты только накануне отлета. Турецкие чиновники проверили мой американский паспорт, калифорнийские водительские права, дебетовую карту, кредитки и студенческий. Они желали видеть мои обратные билеты из Тель-Авива, из Европы и далее вплоть до Калифорнии и стащили мой рюкзак с полки самолета, чтобы просветить его рентгеновскими лучами.

Затем меня снова вывели из очереди после посадки в Тель-Авиве, после чего допрашивали три разных офицера. Почему у меня была замена паспорта в Эквадоре? Есть ли у меня копии железнодорожных билетов на поездки по Восточной Европе? Зачем я годом раньше ездила в Малайзию? Как я могу позволить себе столько путешествовать, будучи студенткой? Рассказывала ли я кому-нибудь, что собираюсь в Израиль?

Я начала подумывать о поездке в Израиль, когда была еще в Санта-Крузе. Но сказала об этом лишь горстке людей. Мои родители были в ужасе. Некоторые из туристов в хостеле решили, что это круто. Я чувствовала, что мне необходимо это сделать.

Единственная причина, по которой я до последнего момента не покупала билеты, заключалась в том, что девушки никак не могли решить, настолько это безопасно. В последнем электронном письме от Талии говорилось, что теракты следуют друг за другом, так что – нет, наверное, мне не следует приезжать. Хотя взрывают в основном автобусы, так что, может, и ничего страшного. Но у нее нет ни машины, ни водительских прав, так что, может, все-таки не стоит. И все же они обе очень хотели бы со мной увидеться, так что, да, наверное, мне стоит приехать.