Так и не дождавшись ответа на том конце, мучитель сбросил вызов и обернулся.

– Как ты, девочка моя?

Я мрачно взглянула на него исподлобья.

– Сойдёт. Ты?

– Откровенно говоря, недолюбливаю подобные мероприятия. Голова после них болит, но что делать, все так любят подковёрные игры, и никуда не денешься… – Кэри вздохнул, запрокидывая голову к вязкому чёрному небу. Взъерошил волосы.

Что, не любишь такие истории, Ланкмиллер? Те, в которых некуда деваться. Ты так мало знаешь о них, мой хороший. Я больно прикусила нижнюю губу, а потом снова подняла на него глаза.

– Что, и сейчас голова болит?

Может, мне просто так казалось, но вид у него действительно был уставший, и из-за того он выглядел старше своего возраста.

– Девочка моя, что-то ты приуныла, – Кэри вскинул брови и легонько встрепал мои волосы. – Потерпи немного, скоро Генрих за нами приедет.

Его голос прозвучал так заботливо и спокойно, что я сперва неосознанно подалась на ласку, потом испуганно одёрнула себя и застыла на месте, как неживая кукла. Меня совсем не баловали любовью, мне будет достаточно самой крохи, чтобы потерять голову, чтобы потащиться за тобой на край света. Но ты худший человек, с которым это может произойти. Он гладил меня по голове, словно котёнка, а я не знала, куда себя деть, только немного жмурилась.

Фонари, откуда-то сверху, сквозь листву, лили на асфальт медовый свет, а воздух ночной, холодный, дрожащий от свежести, словно опутывал паутиной. На душе вдруг стало легко, даже несмотря на усталость, на моё неловкое смятение. Гулять по ночам здорово. Так же здорово, как по предварительному сговору с охранником сбегать ближе к рассвету из общежития – чтобы искупаться в заливе.

Послышался мерный, деликатный шум мотора. К тротуару подъехал Генрих.

– Знаешь, вы не очень-то похожи со своей сестрой. – Я забилась в угол на заднем сиденье и изо всех сил пыталась игнорировать руку Ланкмиллера у себя на талии. Сопела сосредоточенно.

– Ничего удивительного, – тот равнодушно пожал плечами, – матери у нас разные.

– И где она сейчас? Твоя мать?

– В гробу, видимо. Покончила с собой, когда я был ребёнком, – щедро поливая слова сарказмом, сообщил Кэри. – Знаешь, так бывает, надоело человеку, и всё.

Я сразу же заглянула ему в лицо. Шутит? Кто вообще так шутит? Но, кажется, хозяин был абсолютно серьёзен, и от этого мгновенно стало нехорошо.

– Прости, – я внутренне поёжилась, – хоть ты так ужасно об этом сказал, но всё равно прости.

– Не нахожу ничего ужасного, – Кэри пожал плечами. – Отец её любил, но, видимо, даже слишком сильно. Такое не каждый способен выдержать. Вот она и свела счеты с жизнью. Бедный папа, его ведь в конечном итоге тоже любовная история свела в могилу, да? – меня щёлкнули по носу.

От Ланкмиллера несло цинизмом, едким, как перегар, так и подмывало отодвинуться подальше, но было особо некуда.

– Знаешь, иногда мне бывает от тебя страшно, – тихо проговорила я, отворачиваясь к окну.

– Господин тяжело переживал смерть обоих родителей, – неожиданно встрял Генрих с водительского сиденья.

– Я тебя сейчас хоть о чём-нибудь спрашивал?

От того, как Ланкмиллер это сказал, у меня чуть не остановилось сердце. Размеренно, голосом, в котором сущий лёд и металл. Мог бы вгонять в сердце колья с таким же успехом.

– Прошу прощения, – сдержанно извинился не потерявший самообладания начальник охраны, хотя, видимо, и тот успел основательно испугаться.

Интересно, если все в этом доме боятся Генриха, то кого боится сам Генрих? Кэри? Я вдохнула, убирая назад растрёпанные волосы. Нет, его подчинение основано не на страхе. Он предан Ланкмиллеру слепо, как пёс.

– Тебя в детстве не любили? Ты так холодно о них отзываешься, – прозвучало едко, хотя не должно было. Это всего лишь новый дурной вопрос, вырвавшийся у меня только по глупости и недосмотру. Генрих там подавился чем-то и долго кашлял.

– Нет, почему же, – Ланкмиллер пожал плечами, видимо, благосклонно счёл мои издевательства забавными. Чем-то вроде игры. – Я рос в атмосфере вседозволенности и всеобъемлющего обожания. Плохо на характере сказалось?

– Хуже, чем ты сам себе представляешь.

Беседа зашла в неисправимый тупик: в салоне на несколько минут повисло тягостное молчание, и Кэри, видимо, заскучал. Он с деликатной ловкостью убрал мои волосы так, чтоб они ему не мешали, и склонился к моей шее, медленно выдыхая. Щёки вспыхнули, и я мгновенно занервничала, принялась ёрзать на сиденье так, будто оно колючее. Хозяйские пальцы медленно-медленно повторяли линии вен, я скрипела зубами, притворяясь, что ничего не происходит, хотя вид у меня, наверное, был несчастный. С каждым вздохом словно что-то обрывалось в груди.

Едва протянула руку, чтобы убрать наконец его пальцы, как мучитель перехватил её за запястье.

– Кику? – недобро так прозвучало.

– Мм? – судорожно пискнула я.

– Неужели тебе настолько неприятно это?

– Нет, я… Нет. Просто ты, наверное, не должен со мной так ласково. Я ведь тебе не настолько нравлюсь. Касаешься нежно, будто боишься разбить. Но ты ведь не боишься. Ты ведь хочешь совсем по-другому?

Я замолчала, усилием воли прервав свою сбивчивую тираду. Странная полусладкая боль пульсировала на кончиках пальцев. Кэри ничего не говорил и не делал секунд пять, недоуменно изучая меня взглядом, потом молча и слишком крепко обнял, выдохнув, зубами оттянул полоску кожи чуть пониже уха. Руки сами как-то обвились вокруг его шеи, и я уткнулась лбом в ключицу Ланкмиллеру.

Так лучше.

Так намного лучше.

Мне обязательно нужно помнить, что ты хозяин и что это на самом деле запредельно больно.

– Приехали, – негромко объявил Генрих.

– Чертовски не вовремя, – почти что простонал мучитель мой, отворяя дверцу, – жду у себя в спальне, моя маленькая любительница пожёстче.

Я выпрыгнула вслед за ним и захлопнула дверцу. Надеюсь, мне хотя бы разрешат поесть. И лучше, если не с пола.

Но ужин в поместье никто и не собирался готовить, потому что Кэри надлежащих распоряжений не давал.

Так что я скинула каблуки с облегчением, с которым скидывают оковы, и, превозмогая все тяготы перемещения в полуубитом состоянии, со всей прилежностью перетащила себя вверх по лестнице в хозяйскую спальню. Просто мне очень хотелось снять уже это платье, и я знала, что мучитель непременно избавится от него, а остальное уже не казалось важным.

Лишь на входе я задержалась на пару секунд, прижавшись к двери лбом.

– Можно войти? – получилось хрипло и до ужаса несчастно.

Кэри полулежал, опершись на подушки. Он лишь чуть заметно кивнул, тогда я проскользнула в комнату и тихонько прикрыла за собой дверь. Ланкмиллер был только после душа, в восточном халате с широкими рукавами, распахнутом на груди и прикрывающем разве что бёдра.