— Слушай, ты, сучка строптивая, — Сергеев схватил Киру за локоть, больно сжал, потянул на себя, она лишь задрала голову и с вызовом улыбнулась ему в лицо. — Ты ведь знаешь, я могу раздавить тебя, как мелкую букашку, размазать так, что не соберешь.

— Конечно, знаю. Дави, чего ты ждешь? Или для начала трахнешь? Жена не дает? О, да ты уже возбужден, тебе много не надо, ведь так? Тебя можно посылать на хуй, а ты будешь возвращаться и ползать у ног. Заводит, да?

Кира несла полную чушь, от обиды, от бессилия, от того, что ее просто загнали в угол. Хотелось убежать далеко, забиться в самую глубокую и темную нору, выть, не переставая, проклиная судьбу, но это все не поможет. Поэтому она выплескивала всю свою желчь на Сергеева, который так и стоял, прижав ее к себе, смотрел безумными глазами, кажется, еще одно слово, и он ударит.

— Дура.

Оттолкнул, ничего не ответил, быстро вошел в ресторан. Кира посмотрела под ноги на ровный, с белыми прожилками, черный гранит, выбросила сигарету, медленно спустилась, дошла до своей машины, села. Она не знала, что дальше делать, как быть, в салоне было так душно, словно в закрытой консервной банке. Положила руки на руль, посмотрела на небо, которое заволакивали иссиня-черные грозовые тучи.

Прошли ровно сутки с той их с Яном поездки на озеро, после была полная нежности и страсти ночь любви, какие-то иные эмоции, переполняющие и оглушающие своей силой.

И вот утро, Ян уехал так рано, сказав, что нужно срочно готовить документы, у него назначена встреча. Кошка путалась под ногами, Кира разбила любимую чашку, чуть не обожглась кофе. Было до того странное и нехорошее предчувствие, которое она все гнала от себя, надо было ехать в офис. Но как только вышла на улицу, села за руль своей вернувшейся из ремонта машины, позвонил Кельман.

И какого хрена ему приспичило передать документы именно ей, а не послать кого-то из своих охранников в офис? Черный автомобиль ехал следом, как в каком-то дешевом детективе, и даже уже не пытался быть незамеченным.

Снова этот пафосный ресторан в центре, мужчина поднялся, как и в первый раз, галантно отодвинул стул, приглашая сесть за стол. Выбора не было, села, посмотрела сразу прямо Артуру Эдуардовичу в глаза, а у самой скрутило желудок в болезненном спазме.

— Вы ведь хотите поговорить со мной не о проекте, который сдан?

Кельман ухмыльнулся, отпил глоток воды, посмотрел поверх плеча девушки на залитую солнечным светом площадь перед рестораном, должно быть, там уже невыносимо жарко, но радует, что в помещении работают кондиционеры.

— Я в который раз убеждаюсь, что не ошибся, Кира Витальевна, в вас, вы не только красивая, но и умная женщина. Надеюсь, дальше в принятии решений вы будете руководствоваться исключительно умом, а не сердцем.

Кира облизала пересохшие губы, сжала легкую ткань светлых широких брюк в кулаки. Невозможно понять, что задумал этот человек, да у нее и нет никакого желания гадать.

— Я не совсем понимаю вас.

— Охотно верю. В чем, так во лжи и притворстве, вас не обвинишь.

Ложь? Притворство? Что, вообще, происходит? Она что, на исповеди после воскресной службы, и ее хвалят за послушание?

— Позавтракаем?

— Нет, спасибо, я уже завтракала.

Кира боялась задавать лишние вопросы, боялась, как школьница за партой, что сейчас назовут ее имя, ей выходить к доске, рассказывать домашнее задание, а она ничего не выучила. А ей без пары дней тридцать три года, какой, на хер, может быть страх?

— Ян — прекрасный мальчик, не правда ли?

Назвать Яна прекрасным мальчиком язык не поворачивался, но он отец, для него сын всегда будет мальчиком. Хотела промолчать, но не стала.

— Ян — прекрасный мужчина. Замечательный, скорее всего, лучший.

В груди сразу разлилось тепло, а ладони вспотели, разжала кулаки, тоже взяв бокал с водой, отпила несколько глотков.

— Значит, вы меня поймете.

Кельман постучал по белоснежной скатерти пальцами, продолжая рассматривать сидящую перед ним молодую женщину. Слегка припухшие губы, в глазах блеск, но еще непонимание и страх, такой, на уровне инстинкта — она понимала, кто перед ней.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Хочу вам сделать предложение.

— Какое?

— Стать моей любовницей.

Кира медленно поставила бокал обратно на стол, выпрямила спину, хотелось обернуться назад и понять, что это сказали не ей, а кому-то за ее спиной. Делать удивленные глаза и моргать ресницами в непонимании было бы верхом глупости.

Интересно, у Кельманов это на уровне генетики заложено, так просто делать такие предложения? Ян тогда сказал, что подвезет ее, уверенно сказал, потому что он так хочет. А если его папашка, имея в несколько раз больше власти и наглости, захочет нечто подобное, как он будет действовать?

Раздавит, бетонной плитой раздавит, если услышит отказ.

— У меня есть любимый мужчина.

— Я знаю, это мой сын.

Небо затягивало все больше, огромные тучи медленно надвигались друга на друга, сверкнула первая молния, а Кира так и смотрела, не отрываясь, в одну точку. Где-то в сумочке звонил ее телефон, но это все было уже неважно.

Все было уже не важно.

Сжала руль, до боли прикусила щеку изнутри. Ее загнали в угол, точнее, она сама себя загнала, ее восприятие мира и всей ситуации в целом, она соглашалась с каждым словом Кельмана, почти с каждым. Не должна была, но соглашалась. Как вытравить из головы тот жизненный опыт и вполне логичные сомнения? Как научиться за эти три недели жить сердцем, а не разумом?

У Киры было такое чувство, что ее переехал на огромной скорости состав из товарных вагонов, груженых под завязку. Раздавил, размял, не дав даже времени на спасение.

Артур Эдуардович смотрел непроницаемым взглядом без единой эмоции, словно он ей сейчас в это жаркое солнечное утро предложил не стать его любовницей, а просто выпить лимонада.

— Хочу вам сделать предложение.

— Какое?

— Стать моей любовницей.