мысля ни о чем,

Давлюсь холодной пайкой хлеба

Я над блокадным котелком…

Опять мне снится Пискаревка,

И снизу вижу я потом,

Как погребальная веревка

Еще колеблется над рвом…

Не караваи снятся хлеба,

Не колосистые поля,

А та, засеянная с неба,

Вся в ржавых брустверах земля.

Не снятся мне друзья живые,

С кем я лишения забыл,

А снятся вечно молодые,

С кем только смерть не разделил…

ИГОРЬ ИВАНОВ

Штыки от стужи побелели.

Снега мерцали синевой.

Мы, в первый раз надев шинели.

Сурово бились под Москвой.

Безусые, почти что дети.

Мы знали в яростный тот год.

Что вместо нас

никто на свете

За этот город не умрет.

ЮРИЙ КУЛИКОВ

Мне каждый вечер

В запертые двери

Из тех времен несутся голоса.

Меня зовут на тот далекий берег

Сырые белорусские леса.

Там росчерком тревожным

И багровым

Встает ракеты дымная звезда.

Там переправу каждый вечер снова

Наводят, как в минувшие года.

 Понтон колышется, теряя силы,

Уходит вниз, под тяжестью брони,

И стелет танк по мокрому настилу

Голубоватых выхлопов огни.

И снова в воду прыгают саперы,

Христом и богом надрывая грудь,

Чтобы пробоин рваные зазоры

Хоть на минуту ватником заткнуть.

Чтоб прошлое не разминулось

с нами

На ледяных космических ветрах.

Солдаты безымянными плечами

Удерживают бревна переправ.

* * *

Отгремела передовая.

Все потери в земле зарыв.

На ходу в строю засыпая.

Батальоны вошли в прорыв.

За спиною во мраке тонет

Обороны зигзаг крутой.

Ветер жесткий поземку гонит

По окопам передовой.

По нейтральной земле изрытой,

Где оглохшие от пальбы

Промерзают, насквозь пробиты,

Обгорелых «пантер» гробы,

И дрожит сквозь метельный полог

В ледяном провале ночи

Одинокой звезды осколок

Поминальным огнем свечи.

* * *

С экрана в зал ломились танки,

Всей бутафорией своей

Глуша остаток перебранки

Опаздывающих у дверей.

Через восторги детских кресел

Катился вал огня, смертей,

И весь экран был мал и тесен

Для воинских кинострастей.

А ты, забывшись, издалека,

Как будто бы со стороны,

Увидел свой окоп глубокий,

Корявый мир своей войны.

Где все не так, как на экране,

Но ты все там, и до сих пор

Обоймою воспоминаний

Стреляет прошлое в упор.

НЕИЗВЕСТНЫЙ СОЛДАТ

Стихи, найденные в развалинах

лагеря смерти в Заксенхаузене

ДОРОГОЙ ОТЦОВ

Я вернусь к тебе, Россия,

Чтоб услышать шум твоих лесов,

Чтоб увидеть реки голубые,

Чтоб идти тропой твоих отцов.

Я давно не пел в густых дубравах

И не плыл по глади русских рек,

Не сидел под дубом величавым

С синеокой — другом юных лет.

Но я каждый день и миг с тобою.

И лишь дрема веки мне смежит,

Я иду с подругой дорогою

Тропкой, что у озера лежит…

Я вернусь еще к тебе, Россия,

Чтоб услышать шум твоих лесов,

Чтоб увидеть реки голубые,

Чтоб идти тропой твоих отцов.

ИВАН ПЕТРУХИН

Ливневый дождь, словно бешеный,

хлещет,

Жарко, и мокро, и страшно во тьме.

Танки со свастикой взяли нас

в клещи,

Плавится тьма в перекрестном

огне.

Словно в аду, чьи-то мечутся

души,

В пламени пляска теней…

Злобствуйте —

скоро и наши «катюши»

Выбросят сонмы огней.

* * *

Бомбами поле изрыто.

Трупы на зяблой земле.

Судьбы оборваны чьи-то

В этом военном котле.

Кто-то мечтал, волновался.

Кто-то к чему-то привык,

Здесь он на пулю нарвался,

Может, на мину, на штык…

Видимо, к ночи завьюжит:

Тучи закрыли закат.

Зябко.

Стервятник все кружит,

Нашей трагедии рад.

ЛИЦОМ К ПОБЕДЕ

С военным грузом на плечах.

В поту до мыла.

И тяжелел за шагом шаг,

А вьюга выла.

И на ходу дремал солдат.

От ран ли бредил,

Коль падал, падал не назад —

Лицом к победе.

И был декабрьский лют восход,