– Кедровую падь все же проверить тоже надо, – покачал головой участковый. – Ты, Матюшин, как охотник рассуждаешь, а он – как зверь загнанный. Ему в глушь захочется забиться.

– Тоже дело, – согласился охотник. – Значит, два пути у нас.

– Тогда собираемся и выходим, – повернулся Рогов к машине.

– Ты, Петрович собирайся, а я к тебе приду, кое-что принесу. А ты, батюшка, с нами или как? – хитро прищурился охотник, зная по рассказам, на что способен сельский священник.

– С вами, конечно, – ответил отец Василий. – Втроем удобнее будет.

Дома Рогов достал старые джинсы, которые по ширине отцу Василию подошли, но были коротковаты. Куртка-ветровка, хоть и тесновата, но все же подошла. Ни резиновые болотники, ни яловые офицерские сапоги Рогова отцу Василию на его сорок четвертый размер не налезли. Досаду вызвало у участкового, что дома у него снаряженных патронов к двухстволке было не больше десятка, да и те с дробью второго номера.

В дверях появился Матюшин, одетый по-таежному, с рюкзаком и двумя ружьями на плече. Посмотрев на кроссовки священника, он достал из рюкзака и протянул ему кирзовые сапоги.

– Вот, обувай, батюшка, по размеру вроде твои. В этих тапочках у нас нельзя, через день в лохмотья разобьешь. Да и щитомордник у нас иногда встречается.

– Змея? – сразу же вспомнил свою недавнюю встречу на проселке отец Василий.

– Змея, – кивнул охотник. – А змея она особенная. Скажем, гадюка – она просто кусает. Ежели у тебя штаны широкие, то она за штаны и хватанет. А щитомордник когда мордой бьет, у него зуб вперед торчит, как шило. Он не то что штаны, нынешние резиновые сапоги прокалывает. Вот болотники, – он кивнул на сапоги Рогова, – они потолще, эти не пробьет. И кирзачи не пробьет. Так что обувайся, батюшка. Сапоги современные, легкие, на полиуретановой подошве. Только на сезон их не хватает по нашим местам.

– Матюшин, у тебя с патронами как? – спросил участковый. – Не с утиной дробью?

– Кое-какой запас есть, да к мужикам забежал, в ком уверен, что правильно набивают. Вот, – достал он из кармана и протянул, – с оленьими жаканами. По два патрона на брата.

Отец Василий взял в руку патрон и покачал на руке. Он был заметно тяжелее обычных ружейных патронов, которые нашлись снаряженными у Рогова.

– Восемнадцатиграммовая пуля, – подтвердил Матюшин, – я такими на ста метрах мишку с ног сбивал. Страшное дело.

– Это на крайний случай, – хмуро подытожил Рогов, – если другого выхода не будет.

– Вот-вот, – согласился охотник, – вы в первый ствол дробь заряжайте, а во второй – жакан. Пугнуть и дробью можно. Может, и обойдется без смертоубийства.

Отец Василий натянул сапоги, потопал ногами. В широкий поясной ремень поверх ветровки продел ножны охотничьего ножа и старой, уже без следов зеленой краски, армейской фляжки с водой. Взяв в руки принесенную ему ижевскую «вертикалку», попробовал, как она ложиться в руку, прицелился в окно. Что-то сразу изменилось внутри, жесты стали привычными и четкими, как перед настоящей боевой операцией много лет назад.

– Вот что, мужики, – резким голосом сказал священник, – выследить в лесу человека вы и без меня сможете, а вот взять преступника наверняка могу только я один. Поэтому командую здесь я, а вы подчиняетесь. Понятно?

Охотник смотрел на священника и слушал его слова, не изменившись в лице абсолютно. Все такая же добродушная полуулубка витала на его сморщенном и обветренном лице. Никаких других эмоций эти странные и неожиданные слова священника не вызвали. Как будто отец Василий говорил обыденные, всем давно известные вещи. Рогов медленно поднял внимательный взгляд на отца Василия.

– Спецназ? – коротко спросил он.

– Спецназ, – также коротко, как отрубил, ответил священник. – Идем следующим порядком. Матюшин идет первым. Он следопыт, и чутье у него не в пример нашему. Его дело – след. Я иду вторым и прикрываю головного. Мой сектор впереди. Ты, Афанасий Петрович, замыкаешь и крутишь головой на сто восемьдесят градусов. Твое дело фланги и тыл. Когда найдем Корнея, мои приказы выполнять четко и быстро, думать потом будете, когда дело сделаем. Если он выстрелил, а я упал – не дергаться и не выскакивать. Вот это хорошенько запомните. Попасть в меня очень сложно, тем более из этой пукалки, – показал отец Василий на ружье. – Если я упал, тем более застонал, значит, притворился. Ваше дело только изображать присутствие и отвлекать. Можете стрелять в небо, по кустам, но ни в коем случае не подниматься и ко мне не бросаться. Это ясно?

Отец Василий еще раз посмотрел в глаза каждому из своего отряда, убедившись, что возражений или непонимания нет.

– Теперь дело за тобой, Матюшин, – повернулся он к охотнику. – До какой степени идем налегке? Что-то из еды с собой берем?

– Делов нам на два-три дня, – ответил охотник. – Если дольше, то значит упустили мы добычу. Тогда и поохотиться можно будет. А пока я взял хлеба две буханки да тушенки пару банок. Этого мало. Чтобы сил хватило, надо хотя бы раз в день пищу принимать, да сладкого с собой взять – сгущенного молока, например. Так что по две банки тушенки на брата – минимум, плюс по банке сгущенного молока, по буханке хлеба.

* * *

После того, как его что-то второй раз ударило по голенищу в районе щиколотки, отец Василий посмотрел вниз. Щитомордник свился клубком, изготовившись к новой атаке.

– Ступай-ступай, – тихо сказал охотник, – не зли его. Здесь трава густая, поэтому их здесь много, а потом уже не встретятся.

Спереди потянуло запахом сырого горелого дерева. Отец Василий с удовлетворением понял, что обоняние снова стало чутким. Вот она впереди, эта гарь – участок тайги, выжженный пожаром от удара молнии. Древесный подрост заполнил почти весь участок, только выше полутора или двух метров еще виднелись черные стволы обожженных деревьев.

Отец Василий смотрел, как Матюшин впереди него в трех шагах неслышно лавировал среди буйной растительности, находя еле заметный участок, где способен пройти человек. Несмотря на то, что путь группы был извилистый, охотник умудрялся выдерживать направление без компаса, по одному ему известным приметам.

Через несколько метров Матюшин остановился и присел на корточки. Кто-то совсем недавно, проходя здесь, поскользнулся на замшелом камне. Его нога, одетая в кирзовый сапог, содрала часть мха, обнажив черную поверхность камня. Край подошвы врезался в землю. Отец Василий вопросительно посмотрел на охотника. Тот молча кивнул ему в ответ и показал вперед. След уводил группу, как понял священник, все же к Кедровой пади. Еще через час, когда в тайге стало серо от исчезнувших солнечных лучей скрывшегося за сопками солнца, Матюшин остановил группу и присел на корточки. Рогов и отец Василий присели рядом. Участковый дышал заметно тяжелее других.

– Топтался он тут, плутал, дорогу выбирал. Видать, о заимках знал только понаслышке, – тихо стал рассказывать Матюшин о своих наблюдениях. Потом показал на траву сбоку от себя. – Видите, еще не поднялась. Значит, часа три, как он здесь прошел. Отсюда к Медведке пройти можно, но путь плохой. Он мог назад вернуться, а мог и в Кедровую падь податься. До пади тут совсем ничего идти осталось. Может, проверим, чтобы наверняка его у Медведки искать? Могу и один сходить, так быстрее будет.