– Есть что-то вроде подпольной сети… и я слышал, в ней есть сайт, на который можно выйти, если ты знаешь, у кого спросить.

– У них почти вся система безопасности на высоком технологическом уровне, – указал Магоцци. – Устройства, которых отнюдь не было на рынке шестьдесят лет назад, как, например, детекторы движения и эти видеокамеры. Так как они раньше справлялись с этими задачами?

Сэмпсон пожал плечами:

– Оружие у них было всегда. Мэгги сказала, что вы бы удивились, узнав, сколько ублюдков поджимали хвосты и уносили ноги, когда видели, что женщины держат оружие вместо того, чтобы забиваться в угол, как предполагалось.

Все это Магоцци отнюдь не удивило. Большинство мужчин, которые бьют женщин, тут же празднуют труса, когда сталкиваются с теми, кто может дать им сдачи. Но всегда бывают исключения: есть такие, которые настолько сходят с ума от ярости, что даже вооруженный полицейский не может остановить их последнего рывка к женщине.

Его полдюжины раз вызывали на подобные домашние разборки, и он был не в состоянии представить, что хоть один из таких мужчин подожмет хвост и унесет ноги при виде пистолета.

Первые полчаса обратной дороги в город из округа Дандас Джино и Магоцци ехали в приятном молчании, в котором оба они нуждались. Магоцци думал, что если политика дискриминации существует, то она должна отражаться в политике управления полиции. Мужчины берут в напарники мужчин, а женщины женщин.

В первые дни работы в полиции его напарницей была толковая и сообразительная женщина, которая ни в чем не уступала в работе всем, кого он знал сейчас и потом. Она справлялась и с плохими парнями, и с жертвами, которые бились в истерике, со своим оружием, со своей карьерой – словом, со всем, кроме своего рта, словно молчание было какой-то страшной опасностью, с которой надо справляться непрерывными разговорами. Магоцци никогда и ни к кому не поворачивался спиной, но после недель общения с ней в тесноте патрульной машины он стал лелеять дикие мечты, как бы приложить машину о дерево – с ее стороны.

Порой тебе надо помолчать, кое о чем подумать или вообще ни о чем не думать. Женщины этого не понимают. Это было одной из десяти миллионов вещей, которые он просто принимал и давным-давно перестал пытаться понять. Мозги у женщин и мужчин работают совершенно по-разному. Это не значит, что одни лучше, а другие хуже. Просто общаться с противоположным полом – и на работе, и вообще в жизни – было куда труднее.

– О, мать твою! – внезапно сказал Джино, и Магоцци улыбнулся. Типичное начало мужского разговора.

– В чем дело?

– Да эти проклятые часы остановились. Ты знаешь, как я ненавижу такие вещи. Когда у моего деда останавливались часы, он просто заводил их снова. В наши дни ты должен отправиться в мастерскую, отстоять очередь к какому-то мальчишке с жевательной резинкой во рту, который продаст тебе батарейку, снова ждать, пока выяснят, подходит ли батарейка и как эту штуку открыть… сплошной бардак. Ну почему часы на приборной панели выходят из строя?

– Наверно, потому, что ни у кого нет времени прочесть двести страниц инструкции и понять, как с ними обращаться.

– Новые машины, новые часы, а у нас все равно ничего не работает. Весь мир катится к черту.

– В широком смысле слова.

Джино с шумом набрал воздуха, словно он полчаса не дышал.

– Должен сказать тебе, Лео, этот Биттеррут меня вроде как перевернул. И я до сих пор не могу понять, что к чему. Я смотрел на лицо Джули Олбрайт и думал, что тут перед нами океан проблем. Пару дней назад мы были о себе самого высокого мнения, потому что вытащили женщину из багажника и спасли от смерти, а теперь… Господи, да я даже имени ее не помню…

– Бетти Экман.

– Да, черт побери, а здесь мы попадаем в этот проклятый город, полный Бетти Экман и Джули Олбрайт, – и какого черта мы не могли добраться до них прежде, чем их засунут в багажник или начнут резать на куски?

Магоцци закрыл глаза.

– Мы делаем то, что можем, Джино.

– Неужто? Так почему же четырем сотням баб пришлось выстроить этот проклятый город, чтобы жить в безопасности? Дерьма кусок. Ну как я могу явиться домой и рассказать об этом Анджеле? Она даст мне выпить, поставит тарелку спагетти, о которых я мечтаю, погладит по голове, потому что видит, как мне плохо, и все время будет смотреть на меня грустными, оленьими глазами, словно я слабак какой.

– Она так не думает, и ты это знаешь.

– Может, и нет, но дело в том, что, если чувствуешь личную ответственность за одну женщину, ты начинаешь чувствовать такую же ответственность за всех них… а Биттеррут прямо и откровенно, в лицо напоминает тебе, до чего, черт побери, мы еще беспомощны.

– Так, может, ты опустишь Биттеррут, когда будешь рассказывать Анджеле о своем рабочем дне?

– Ты шутишь. Как тебе это пришло в голову? Думаешь, когда ты женат, что-то сможешь утаить? – Он уже почти не помнил, что Магоцци был женат и что Хитер ни в грош не ставила работу Лео. – Прости, старина. Я вечно забываю о Хитер.

– Хотел бы и я забыть.

Едва только минуло пять часов, когда они вернулись в Сити-Холл, но уже легли густые сумерки. Это еще не самое худшее в зимах на Среднем Востоке, но близко к тому. Темно, когда вы утром идете на работу, и темно, когда вечерами возвращаетесь домой. Магоцци прикинул, что к весне даже не вспомнит, какого цвета его дом.

Ко времени ужина убойный отдел опустел, если не считать Джонни Макларена, которого было еле видно из-за груды бумаг на его рабочем столе. В помещении стояли запахи попкорна из микроволновки и пережаренных зерен кофе, а мятые упаковки заполняли мусорные корзины.

– Неужто мы пропустили вечеринку? – спросил Джино, пустившийся на поиски остатков еды.

У Макларена были красные глаза и такой же растерзанный вид, как и обстановка на его столе, но он был искренне рад увидеть их.

– Ага. Девочки-танцовщицы только что ушли.

– Если Глория увидит это свинство, она с тебя шкуру спустит.

– На что я и надеюсь. – Он отодвинулся от стола и подавил зевок. – Эй, ребята, вы проезжали мимо фасада нашего здания? Оно еще в осаде?

Магоцци уже был за своим столом, просматривая поступившие послания. Половина из них были от репортеров, а другая половина – от обыкновенных психов, которые утверждали, что в пятницу вечером видели инопланетные корабли, лох-несское чудовище, снежного человека и призрак Карла Маркса, которые лепили снеговиков в парке Теодора Уэрта. От Грейс – ничего. Впрочем, она не оставляет по себе письменных следов.

– Мы припарковались в подземном гараже и прошли прямо оттуда. Хотя на Четвертой все еще стоят автобусы со спутниковыми антеннами. Должно быть, они уберутся лишь после десятичасовых новостей.

Макларен с отвращением покачал головой: