И с страшной силой оттолкнув от себя нескольких подбежавших к нему жрецов, молодой солевар отскочил назад.

Сочувствовавшая ему толпа плотно сомкнулась и скрыла его в своих рядах.

— Держите его! — закричал Велемир.

Но было уже поздно: Святогор скрылся в лесу.

лужители Перуна тесным кольцом окружили Любушу в то время, как другая их часть погналась за Святогором.

Собравшийся народ не принимал в этой несправедливости никакого участия. Действовали только жрецы да охранявшая Велемира стража. Все остальные не желали помогать служителям Перуна.

Любуша, гордая и смелая, стояла в кругу жрецов. Она теперь уже не плакала. Напротив, глаза её светились неподдельной радостью. Девушка знала, что возлюбленный её жив, и была вполне счастлива.

К ней подошёл Велемир, сопровождаемый толпой жрецов и приближённых. Среди них, в числе первых, был неудачливый жених Любуши — Вадим.

— Любуша! — обратился верховный жрец. — Оставь гордыню! Покорись воле богов, возвещённой через меня, и стань женой Вадима!

— Женой Вадима? Вероломного убийцы? Нет, отец, никогда... Его руки — вот эти — обагрены кровью.

— Если Вадим поступил так, то он был прав... Мы верим ему и говорим, что всякий поклоняющийся Перуну должен поступить точно так же. Отступники всегда наказывались смертью.

— Он сам бежал, как последний трус, испугавшись обыкновенного человека... Какой же он муж, глава семьи? Святогор не убежал бы...

— Перестань говорить о Вадиме, подумай лучше о себе. Ты так молода, у тебя впереди вся жизнь, все наслаждения. Говорю тебе, не отказывайся от этого. Пойдём, я принесу за вас брачные жертвы.

Тут вмешался Простен:

— Дочь, я тебе приказываю! Слышишь? Не смей ослушиваться воли Перуна! Не наполняй скорбью моё старое сердце... Не для того я растил тебя и лелеял, чтобы сейчас лишиться... Великий Велемир не уступит. Он обязан исполнить волю божества и исполнит её. Согласись...

— Никогда, отец!.. Подумай, что скажут обо мне женщины в славянских родах! — с пылом заговорила Любуша. — Никогда ещё не бывало, чтобы славянская девушка изменяла своему жениху... Имя моё будет покрыто позором. Девушкам славянским перестанут верить их возлюбленные. Будут говорить: изменишь, как изменила Святогору Любуша. И поселится в семьях славянских недоверие... Нет, отец, нет. Пусть лучше умру я, и тогда добрая память обо мне сохранится на веки вечные!

В толпе, окружавшей их, раздался одобрительный гул. Похоже, пылкие, полные убеждённости речи Любуши произвели немалое впечатление. Всех тронула её верность Святогору.

Это заметил Вадим.

— Как же так! — воскликнул он с нескрываемой обидой. — Твой Святогор, оставив тебя, бежал отсюда... Разве ты не видишь, что он не думает любить тебя? Если бы он действительно любил, как ты думаешь, ушёл бы он сейчас от тебя?

— И ты смеешь говорить это, подлый убийца?! — смело глядя ему в глаза, сказала Любуша. — Ты, поразив его, беззащитного, в страхе бежал сам при виде обыкновенного человека, не имея смелости постоять за себя... А ещё славянин! Ещё сын уважаемого старейшины могучего рода!.. Нет, не достоин ты славянского имени.

Снова по толпе пробежал гул одобрения. Вадим весь вспыхнул и с тревогой взглянул на отца, сумрачного, поникшего и, видимо, весьма подавленного этим происшествием. Только Богумила по-прежнему с любовью смотрела на своё преступное чадо.

— Не надейся более на Святогора, — хмуро заметил Велемир. — Он не избежит своей участи... Не можем мы допустить, чтобы безнаказанно оскорблялся наш великий Перун. Пойдите вы и объявите всем славянским старейшинам, чтобы явились они к нам на Перынь для суда над ослушниками. А эту упрямицу возьмите и стерегите, пока она не смирится или пока все мы не пребудем перед ликом нашего божества.

Отдав приказания, Велемир, окружённый жрецами, чинно удалился из селения.

Оставшаяся стража жреца схватила Любушу и увела её в пустую хижину. Здесь бедная девушка была оставлена одна со своими невесёлыми думами.

Ночь — светлая летняя ночь, — какие только бывают на севере, спустилась уже над засыпавшим селением. Мало-помалу успокаивались все поволновавшиеся за день его обитатели. Даже измучившийся за день старик Простен заснул. Дремала у хижины, в которой заключили Любушу, и стража.

Только Любуша и не спала, полная дум и надежд.

Но что это за странный шорох раздался на крыше убогой хижины? Зверь какой-то, что ли, забрался на кровлю и царапается? Нет, это не зверь!.. Это человек... Любуша приподняла голову и стала вслушиваться. Шорох был всё отчётливее. Кто-то раскидывал солому на крыше. Как этого не слышала стража?.. Кто это только мог быть?

Девушка приподнялась, и вдруг её слух уловил знакомый, хорошо знакомый шёпот, по которому она узнала Святогора.

— Любуша, милая! Здесь ли ты? — слышалось сверху.

— Здесь, здесь! — ликовало сердечко у девушки.

— Подожди немного... Сейчас я проберусь через кровлю и убежим... Все спят, и мы скоро будем в безопасности у моих товарищей.

— Скорей, скорей, Святогор! Я знала, что ты придёшь за мной, что мы убежим... убежим с тобой.

— Сейчас, ещё мгновение... Ты ничего не бойся... Я жив и сумею освободить тебя. Вот только уберу эту доску...

Здесь резкий свист прорезал воздух.

— Эй, стража! Держи его! Там — на крыше! — раздался громкий крик.

— Проклятье! Это Вадим! — воскликнул юноша.

— Беги, Святогор! Беги, спасайся...

— С тобой вместе, Любуша! Давай руку!..

Но крик Святогора оборвался, до Любуши донёсся шум отчаянной борьбы.

— Они убьют его, убьют!.. — в ужасе шептала девушка.

Из-за стены хижины ясно слышались звуки шагов, какая-то возня и крики. Все в деревне попросыпались.

Вот распахнулась дверь, и в хижину вбежал Вадим. Позади него в свете пылающих головней Любуша ясно различила Святогора, крепко связанного. Его держали несколько жрецов.

— Попался твой сокол! — злорадно бросил Вадим, тяжело дыша. — Не уйдёт он теперь. Сейчас его отведут к верховному жрецу... Видишь, Любуша! Суждено тебе стать моей!

— Никогда! — и девушка, выхватив у него из ножен меч, хотела поразить им себя.

— Ну нет, моя радость! Я не дам тебе умереть! — Вадим отнял у неё смертельное оружие.

а Перыни у Велемира сошлись Володислав и Гостомысл. Каждый из них явился туда со своим делом, у каждого была нужда до верховного жреца Перуна.