площади, а еще более дома, а то, что остается скрытым от ее груди, так искусственно преувеличено и так выступает вперед, что производит впечатление двух рогов на груди».

Право особенно сильно декольтироваться принадлежало во многие эпохи специально девушкам. Это понятно. Грудь – главное ее средство эротически воздействовать на мужчину, привлечь его внимание. Девушка еще только добивается мужчины, поэтому она имеет право более других выставлять напоказ свои заманчивые прелести. От замужней женщины, уже достигшей цели, обычай требовал, чтобы ее декольте было значительно скромнее. Она уже не имела права показывать ореолы грудей. А вдова была даже обязана наглухо, до самой шеи, застегивать платье, так как ей уже не приходилось больше привлекать к себе внимание мужчин. В некоторых городах вдовы должны были совершенно закутаться, как в мешок: они уже не имеют права на утехи жизни. Впрочем, это требование ограничивалось только годом траура. По прошествии этого времени вдова в разных городах и в разные эпохи могла снова выставлять свою красоту напоказ и даже конкурировать в этом отношении с девушками, так как теперь она снова добивалась любви и внимания мужчины. Такая дифференцировка правил приличия лучше всего доказывает выше приведенное положение, что мода по существу эротическая проблема и служит прежде всего целям взаимного ухаживания.

Наряду с хронистами, авторами шванков и рассказчиками новелл, наряду с современными рисовальщиками и художниками много сведений о смелом обнажении груди дают моралисты и проповедники, не упускающие при этом случая напомнить, что это дело дьявольское и грозит адскими муками всем, кто таким путем проявляет свою безнравственность. Еще из одного источника узнаем мы много положительных подробностей о господствовавшей в эпоху Ренессанса тенденции как можно больше обнажать публично грудь, а именно из многочисленных современных регламентаций костюма и законов против роскоши. Большинство историков видели в этой регламентации не более как выражение отеческого попечения городских властей и администрации, стремившихся поставить преграду роскоши, подтачивавшей народное благосостояние. Нет сомнения, что такова была одна из причин, приводивших к изданию регламентаций костюма и законов против роскоши, но гораздо важнее два других фактора.

Мода является не только эротической проблемой, но и важным средством классового обособления. В более ранние эпохи мода была даже наиболее важным таким средством, и потому характерные черты, служившие в костюме признаками классового деления, определялись всегда законом, а именно в упомянутых регламентациях костюма. Границы всегда устанавливались не для верха, а для низа, только низшие классы не должны были переступать их. Таков один из этих факторов.

Другой главной целью, которую преследовала регламентация моды и которую часто и не думали скрывать, была защита родной индустрии против иностранной конкуренции драгоценными материями и вышивками, как-то: бархатом, шелком, вуалями, вышивками серебром, мехами и т. д. Запрещение носить и обрабатывать подобные материи не редкость в таких городах и в такие эпохи, когда цехи отличались силой и держали в своих руках городское управление. Подобные указы всегда проводились в жизнь тем энергичнее, чем безусловнее была власть господствующего классами наоборот: они тем более игнорировались, чем заметнее другие классы подточили власть командующей группы, ибо непокорность угнетенных классов по отношению к старому и к традиции обнаруживается прежде всего в костюме. Цехи же, предвидевшие грядущий переворот задолго до того времени, когда он сделался историческим фактом, старались всеми силами сохранить старину, ибо на ней покоилось их экономическое и политическое могущество. Сообразно узкому горизонту своих интересов они хотели регулировать своими указами жизнь горожан даже в ее мельчайших подробностях.

Из означенных двух факторов, породивших главным образом регламентацию костюма, вытекают совершенно логически и те два факта, которые необходимо здесь упомянуть. Это, во-первых, многочисленные оттенки, которые принимала мода в населении различных городов, и, во-вторых, прямо противоположная черта, тот совершенно бесспорный факт, что эти указы в других местах, очевидно, оставались только на бумаге, что видно из наблюдаемого нами постоянного их возобновления. Другими словами, все понимали истинную причину и действие морального негодования. В морали городских властей обнаруживался прежде всего их классовый интерес, который они при этом могли успешно охранять лишь до тех пор, пока обладали никем не оспариваемым политическим могуществом.

Так как благородство костюма возрастало в той же мере, в какой увеличивалось декольте, и так как, с другой стороны, обнаженная грудь считалась высшим украшением женщины, то господствующие классы присвоили эту привилегию только себе. Женщины из простонародья не имели права показать, что и их грудь может быть «благородного свойства». Вот почему многочисленные запретительные указы имели в виду как раз декольте. Там, где господствовала знать, они были обязательны для всего бюргерства, там, где власть находилась в руках городского патрициата, они были обязательны для жен ремесленников.

Что мода служила средством классового обособления, ясно видно из указа французского короля Генриха III, указа, возобновленного им в 1576 году. Между тем как в дворянстве декольте было чрезвычайно распространено, «священный» ородонанс запрещал людям незнатного происхождения узурпировать костюм знати и превращать своих жен в «барышень».

В тех случаях, когда угроза карой за роскошь в костюме не приводила к желанным результатам, что, как нам достоверно известно, бывало неоднократно, прибегали к следующей утонченной мере, которая также встречается нередко: проститутки исключались из закона и им даже вменялось в обязанность ношение запрещенного костюма. Таким путем мечтали, по-видимому, дискредитировать роскошь, удержать женщин от употребления запрещенных частей костюма боязнью сойти за проститутку или бесчестную особу. Такая мера встречается в регламентации, изданной в 1353 году в Цитау: «Пусть судебные заседатели следят за тем, чтобы ни женщины, ни девушки не носили капюшон, за исключением публичных женщин»: последним власти разрешают и даже предписывают носить такое «украшение».

Иногда прибегали сразу к обеим мерам: к дискредитированию моды и к угрозе кары. Так поступил венецианский Высокий Совет в указе XVII века: «Только публичным женщинам разрешается ходить и посещать церкви в оголенном виде. Каждый супруг должен был бы удержать жену от такого оголения, иначе он обязан заплатить несколько сот дукатов, без различия, благородного ли он происхождения или нет».

Но, по-видимому, и дискредитирование той или другой моды не приводило к желанному результату, как видно из постоянного возобновления подобных указов.

Из всего этого следует, что стремление публично выставлять напоказ свою красоту настолько вытекало из внутренней сущности эпохи, что предпочитали лучше подвергаться моральной опасности, чем скрыть свою красоту, которой гордились более всего. И в самом деле, это стремление обнаруживалось тем необузданней, чем более проникал в жизнь новый экономический принцип. Если же, начиная со второй трети XVI века, в продолжение нескольких десятилетий обычай глубокого декольте и вместе с