Говоря, что история, происшедшая с отцом Демира, пришлась бы не по вкусу в Турции многим, Медина Алибейли, конечно же, была права. Но она ошиблась, посчитав, что ни один турок не осмелился бы снять фильм на такую тему. Такой человек был. Правда, жил он не на родине, а в Голландии.

Продюсер и режиссер Озан Илмаз попал в черные списки турецких и греческих спецслужб, как только снял свой первый фильм о Северном Кипре. Затем на экранах появились его документальные ленты о проблеме курдов. И Компартия Курдистана тут же объявила его своим врагом, а министерство обороны Турции потребовало его ареста. Был он и в Афганистане, и в Чечне, и в других конфликтных точках планеты. Его фильмы пользовались неизменным успехом у публики и специалистов — и так же неизменно вызывали неудовольствие всех конфликтующих сторон. Неудивительно, что к сорока годам Озан Илмаз нажил множество врагов. Греки не могли ему простить рассказа о турецкой общине Кипра; курды пообещали взорвать его офис зато, что он показал, как партизаны Оджалана взрывают мосты в горах; чеченцы грозились выкрасть Илмаза и бросить в один из зинданов, а российская прокуратура объявила его в международный розыск за нелегальный переход границы. Все эти угрозы звучали так часто, что Илмаз перестал обращать на них внимание и только радовался, когда их публиковали в газетах: лишняя реклама никому еще не мешала, особенно свободному художнику.

В последнее время он часто наведывался в Германию, где снимал фильм о судьбах турецких иммигрантов. Он и здесь решил пойти против течения и разрушить устоявшееся мнение о том, что турки не могут ассимилироваться в европейскую среду. Илмаз собирался показать на примере нескольких поколений, что немецкий турок — он уже не совсем турок. Он искал доказательства того, что европейская культура неумолимо вытесняет в сознании иммигрантов те ценности, которые они впитывали с молоком матери у себя на родине.

Озан Илмаз был по-своему отважным человеком. Однако отвага его базировалась на вере в европейскую законность. Он слишком долго прожил в Европе и успел забыть, что бояться надо не только кинокритиков и налоговых инспекторов.

Иногда Илмаз замечал, что за ним следят.

Он не пытался оторваться от слежки, потому что знал — это бесполезно. Кому-то нужно знать про его связи? Пусть знают. Чью-то спецслужбу интересуют его планы? Это тоже не секрет. Главное таинство совершалось в голове, а туда никому из врагов не было доступа.

Возможно, он бы вел себя иначе, если бы знал, что с некоторых пор каждый его шаг фиксируется наблюдателями «Серых волков»…

* * *

В Австрию Сулейман приехал совершенно разбитый и подавленный морально, а уезжал оттуда бодрым, веселым и по-хорошему злым. Секрет такого перевоплощения был прост — он наконец-то знал, чем заняться.

В тирольских горах на лыжной базе его встретил человек, которого «волки» между собой называли диспетчером. Когда-то именно он наводил Сулеймана на цель. Сейчас и целей стало меньше, и силы уже не те. Но кто-то же должен продолжать борьбу!

Диспетчер ничего не приказывал. Он просто рассказал о деятельности одного предателя. Сулейман в ответ сказал, что с предателем пора разобраться. И тогда диспетчер передал ему всю необходимую информацию…

После Гармиш-Партенкирхена начинались хорошо знакомые места, и по этим дорогам водитель Сулеймана мог бы ездить с закрытыми глазами.

— Выбросишь меня вон за тем домом, — сказал ему Сулейман. — А сам вылетай на трассу и гони до первого же поворота в горы. Покрутишься, поводишь ищеек за собой. Через полчаса подберешь меня на этом же месте.

Водитель кивнул, не удержавшись от довольной улыбки. Ему явно наскучило движение на столь постыдно низких скоростях. Он завернул за дом и резко затормозил. Сулейман выскочил почти на ходу. Дверца захлопнулась, мотор зарычал с присвистом, и тяжелая черная туша «мерседеса» в считанные секунды исчезла за поворотом.

Сулейман, прячась от света фонарей и витрин, отошел в тень подворотни. Через мгновение мимо него по брусчатке промчался серый «опель».

Он хотел уже выйти из тени, как вдруг следом за «опелем» пронесся черный джип. Обе машины свернули в сторону трассы, догоняя «мерседес».

«Плохо дело, — подумал Сулейман. — Усиление к ним пришло. Что-то затевают. Арест? Или провокацию? Ладно, какая разница…»

Он зашел в кафе и, заказав пиво, устроился в углу, незаметно оглядываясь по сторонам. Все спокойно. Сулейман выждал еще несколько минут, снова подозвал официанта и попросил принести какое-нибудь жареное мясо.

— Только не свинину, — добавил он.

Мясо показалось ему безвкусным, хотя повар в этом кафе был отменный. Сулейман всегда заезжал сюда по дороге из Австрии. В последнее время он отвык пользоваться поездами или самолетами и повсюду перемещался только на машине. Это отнимало много времени и было довольно утомительно, но значительно осложняло жизнь тем, кто за ним следил.

Он жевал тушеную баранину и думал о том, что ее здесь все-таки не умеют готовить. Повар — наверняка турок, но и он уже подстроился под местные вкусы. А как чудесно готовила мама!

У него на миг защемило в груди, стоило только вспомнить родной дом, где он не был почти двадцать лет…

Он долго сидел, потягивая пиво. Наконец посмотрел на часы. Водителя не было уже тридцать семь минут. Куда он пропал? Сулейман заказал еще пива и развалился на стуле, уставившись в телевизор, висевший над стойкой. Со стороны могло показаться, что он полностью поглощен футбольным матчем. Но взгляд его не следил за мячом, а был прикован к тому уголку экрана, где высвечивалось время.

Подождав еще полчаса, он решил, что здесь не стоит больше задерживаться. Если что-то случилось, нельзя слишком долго оставаться на одном месте. Расплатившись с официантом, он вышел из кафе и закурил. Отворачиваясь от ветра, Сулейман пригнулся к огоньку зажигалки, при этом ему удалось незаметно оглядеться. Вокруг не было ни души. Во всех окнах мотеля на другой стороне улицы мерцали отсветы телевизионных экранов. Вся Бавария сейчас следила за игрой.

Надо было уходить, пока не кончился матч. Тогда на улицы могут высыпать болельщики, чтобы обсудить с соседями все перипетии прошедшего матча. И тогда будет труднее уйти незамеченным. А Сулейману Гази сейчас надо было стать невидимкой.

Ему было уже совершенно ясно, что водитель попал в беду. Заблудиться тот не мог, а мысль о поломке машины вызвала у Сулеймана усмешку — «мерседесы» не ломаются. Значит, остается предположить наихудший вариант — в дело вступили преследователи. Возможно, погоня длится до сих пор, и телохранитель, спасая своего командира, уводит противника все дальше и дальше от неприметного кафе в придорожном поселке.

Он дошел до заправки, возле которой стояло такси. Таксист прильнул к стеклу, за которым виднелся экран телевизора.

— Какой счет? — спросил Сулейман, подойдя к нему и берясь за дверцу машины.