Ключ в том, что именно уравновешенное мудростью сострадание может сослужить нам хорошую службу. Сострадание и мудрость должны стать нашими союзниками, если мы стремимся выразить глубочайшие истины своей человечности.

Я ставил своей целью раскрыть тайны интуиции и сострадания, и это привело меня в самые укромные и труднодоступные места на Земле. Именно в древних монастырях и женских обителях, на хрупких страницах тронутых временем рукописей, а также у коренных народностей мы можем найти мудрость, дошедшую до наших дней. Но чтобы не получать здесь заранее заготовленные ответы, я подобрал ключи к такому мышлению, которое даст новые отклики и новые способы познания. Совсем не удивительно, что наши самые сокровенные тайны и величайшие силы находятся рядом и доступны через повседневные переживания. Они вновь возникают, когда мы учимся языку своего сердца.

Как «Введение» в этой книге служит для подготовки к пониманию последующих глав, так и наше чувство интуиции и сострадания проводит нас через все нюансы бытия и дает возможность ответить на вопросы повседневной жизни.

«Мы начинаем умирать с той минуты, когда рождаемся».

Я еще подростком услышал эти слова от близкого друга на севере штата Миссури. (Из соображений приватности я изменю его имя на Майкл.) У нас было настолько похожее прошлое, что мы могли бы быть братьями. Наши отцы оставили семьи, когда нам обоим было по 10 лет, и у каждого был младший брат. Мы оба жили в одинаковом дешевом муниципальном жилье и каждое утро ходили в одну и ту же школу, в один и тот же класс. Оба увлеклись музыкой, чтобы совладать с атмосферой разрушения, в которую мы попали, – причем я играл на гитаре, а Майкл был барабанщиком. На дворе стоял 1968 г., и мы оба смотрели по телевизору в прямом эфире убийство сначала Мартина Лютера Кинга, а спустя всего два месяца – Роберта Кеннеди. Мы были свидетелями расстрела протестующих в кампусе университета штата Южная Каролина и зверств полицейских на демонстрации против войны во Вьетнаме во время съезда демократов в Чикаго. Мы вместе играли в рок-группе и после поздних репетиций до утра не смыкали глаз, разговаривая об Америке, политике и будущем мира.

Именно на фоне таких событий Майкл поделился своей жизненной философией – мы начинаем умирать с той минуты, когда рождаемся. Я уже читал нечто подобное и не считал обязательным соглашаться. Но на этот раз слова исходили от небезразличного мне человека, и они использовались для оправдания образа мышления, который приводил к жизни невоздержанной, чреватой злоупотреблениями и плохим концом.

У нас с Майклом завязался серьезный разговор о жизни и необходимости прожить ее в полной мере. Мы придерживались самых крайних точек зрения. Майкл верил, что мы движемся к смерти с момента рождения, он принял это близко к сердцу и сделал основой своей жизненной философии. Он в буквальном смысле считал нашу жизнь запечатанной банкой возможностей. Когда мы рождаемся, то открываем ее и начинаем использовать свой потенциал с первого вдоха.

«У нас есть то, что у нас есть, и когда оно иссякнет – все закончится, – говорил он. – Когда оно исчезнет – кончится жизнь».

Майкл был уверен, что как только мы начинаем жить, то сталкиваемся с двумя таинственными факторами. Во-первых, мы не знаем, насколько полна наша «банка жизни».

Во-вторых, мы не понимаем, насколько быстро будем ее использовать, какой бы она ни была. Допустим, нам повезло с нашей банкой и она полна здоровья и энергии. Если так, то мы можем прожить в этом мире 100 лет и даже больше. Или мы рождаемся с банкой, которая только наполовину полная, – как говорил Майкл: «Начиная с половины бака». Он считал, что если начать с меньшего, то мы будем использовать наш потенциал быстрее. Жизнь будет короче, и мы умрем молодыми. Майкл считал – именно потому, что мы не знаем, насколько полон или пуст наш собственный сосуд жизни, – имеет смысл жить ради единственного момента – настоящего.

Осмысляя значение и смысл философской системы моего друга, я понял, что такое мышление может означать совсем разное. Для Майкла сама идея ради настоящего момента означала возможность говорить все, что угодно, и совершать любые поступки. (Это существенным образом отличается от жизни в настоящий момент, когда мы полностью принимаем свои чувства, свое окружение и живем, действуем и говорим сознательно и с полной ответственностью.) Майкл полагал, что если честно жить спонтанной жизнью, то не может быть и речи ни о каких фильтрах для слов или поступков. Каждый момент времени просто был тем, чем он был. Это мышление побудило нас к серьезной дискуссии.

В те дни Майкл переживал глубокий кризис. Его интерпретация жизни ради настоящего момента привела к тому, что он любой ценой избегал всех обязательств: перед собой, своей семьей, своим здоровьем и телом, перед другими людьми, а также друзьями и близкими. Это обернулось разочарованием и неосуществленными мечтами. Он считал, что некоторым людям можно быть успешными, здоровыми и любимыми, но не ему.

У Майкла обнаружились проблемы со здоровьем. Ему было всего двадцать, но интенсивность употребления наркотиков и алкоголя была настолько высока, что его печени потребовалась неотложная медицинская помощь. Кроме того, он был одинок. У него не было денег, ему негде было жить и не к кому было обратиться за помощью. Я остался его единственным другом, но давно научился себя сдерживать, когда дело доходило до советов своим друзьям (если сами они не просят меня об этом), а в тот раз не сумел. Мой друг настолько глубоко погрузился в свою боль, что ему и в голову не приходило, что существуют иные жизненные философии. Я рискнул спросить его: «А что, если твоя идея, что мы начинаем умирать с момента нашего рождения, не совсем работает?»

Я понял, что привлек его внимание. «Что ты имеешь в виду, говоря „не совсем работает?”» – спросил он.

«Старался быть вежливым, – ответил ему я с улыбкой. – Не хочу разрушить все твое мировоззрение одним предложением».

«Ладно, я понял! – сказал он. – Так что ты хотел мне сказать? Выкладывай».

Я как раз и рассчитывал на то, что мой друг потребует разъяснений, и тотчас ухватился за этот шанс. «Что, если в жизни все происходит не так, как ты склонен верить, а как раз наоборот? – спросил я его. – Как бы ты отнесся к тому, если бы обнаружил, что с момента нашего рождения мы начинаем выздоравливать?»

Майкл был ошеломлен. Такое просто никогда не приходило ему в голову, об этом он даже не подозревал. «Надо же! Если бы это было правдой, – сказал он, – все бы изменилось.

Это означало бы, что можно всегда наполнять свой резервуар жизни. Или хотя бы очень долго».