Казанник выглядел точно так, как представлял его Орлов по многочисленным телевизионным сюжетам — черноволосый, с небольшой округлой седеющей бородой, и усами, низко опускающимися по краям щек, с острым взглядом и специфическим говорком, заметно выделяющим его из массы высших должностных лиц.

Алексей Иванович был назначен Генеральным прокурором на следующий день после расстрела Белого дома в нарушение всяких конституционных процедур. Ельцин просто подписал указ о его назначении, сменив опального Степанкова[28], который сотрудничал с Верховным Советом. Впрочем, в то время этого никто даже и не заметил бы. Все, что происходило в сентябре — октябре девяносто третьего, не имело ничего общего ни с Конституцией, ни с законом.

Но Казанник стал широко известен не тогда, когда был назначен Генеральным прокурором, а задолго до того — когда на первом съезде народных депутатов СССР уступил свой мандат Борису Николаевичу, тем самым открыв Ельцину дорогу к власти. Казанник относился к наиболее радикальной группе демократов первой волны, входил в Межрегиональную депутатскую группу, после провала августовского путча 1991 года призывал устроить суд над КПСС по типу Нюрнбергского процесса, на котором судили главных нацистских преступников. Алексей Иванович во всем поддерживал президента Ельцина, в том числе в его намерении разогнать Верховный Совет, за что и получил высокий пост.

— Прошу вас, Андрей Петрович, — Казанник сделал приглашающий жест, указывая на стул перед массивным рабочим стол, на котором стояли тяжелый латунный письменный прибор с неизменным пресс-папье, лампа со стеклянным зеленым абажуром, бронзовая фигурка Фемиды с весами, множество всяческих штучек, о назначении которых Орлову трудно было догадаться. — Это еще от старого хозяина осталось, — как бы извиняясь, проговорил Алексей Иванович. — Слушаю вас.

Орлов начал издалека, рассказав Казаннику об ответственном поручении президента, о том, что необходимо не допустить потери каких-либо важных документов. Как бы мимоходом Андрей упомянул, что является сотрудником органов безопасности и данное поручение выполняют также его коллеги с Лубянки.

— У нас там работает следственная бригада. Вы взаимодействуете с ней?

Орлов ответил утвердительно, но при этом добавил:

— Есть один вопрос, в котором требуется ваша поддержка..

— Слушаю, — лицо Казанника демонстрировало неподдельное внимание.

— Вы знаете, что сейчас в Белом доме работает много турецких рабочих.

Генеральный прокурор кивнул.

— Их численность постоянно увеличивается. Они проводят ремонтно-восстановительные работы практически во всех частях здания, что, естественно, затрудняет поиск материалов, который ведет наша опергруппа. Сегодня утром мы обнаружили пропажу сейфа из комнаты отдыха одного из руководителей Верховного Совета. По нашим данным, в нем могут находиться документы государственной важности.

Казанник очень внимательно отнесся к сообщенной Андреем информации и пообещал, что следственная бригада Генеральной прокуратуры окажет всемерное содействие в розыске сейфа.

— Вы знаете, Андрей Петрович, меня очень беспокоит все, что происходит сейчас в доме на Краснопресненской набережной…

«Надо же, не назвал Белым домом или Домом Советов! — подумал Орлов. — Законник. Верховного Совета нет, он распущен, а Белый дом вызывает далеко не патриотические аналогии».

Казанник, между тем, продолжал:

— То, что вы рассказываете, недопустимо. С каждым фактом мародерства нужно разбираться самым строжайшим образом. Спасибо вам, я взял это на заметку.

Алексей Иванович проводил Орлова до дверей своего кабинета и, прощаясь, пообещал оказывать содействие опергруппе Орлова.

— Если чем-то нужно будет помочь — не стесняйтесь, звоните.

ДОКУМЕНТ: «26 октября, вторник.

— поручение Филатова С.А. по списку;

— переговорил с Голушко, Тимофеевым, Зориным[29];

— встреча с Казанником, Кравцовым, Феткулиным, Бакиным, Даниловым[30];

— продолжение работы в с/секторе;

— осмотр помещений…» (Из рабочих записей А.П. Орлова, 26 октября 1993 года.)

От встречи с недавно назначенным Генеральным прокурором у Орлова осталось противоречивое чувство, в котором было место симпатии, недоверию и снисходительной иронии. Было в этом человеке, производящем впечатление искреннего и честного, что-то такое, что не оставляло сомнения: вряд ли в этой должности он пробудет достаточно долго. Такие люди, как правило, становятся жертвой собственной порядочности, принципиальности и самостоятельности в принятии решений. Дальнейшие события подтвердили эту сентенцию.

ВОСПОМИНАНИЯ: «Я смотрел на Казанника, слушал его странный говорок, какую-то специфическую манеру общаться, свойственную, как мне казалось, провинциальным интеллигентам, и думал: «Нет, этот человек вряд ли сможет противостоять мощному прессингу и не терпящим возражений указаниям сверху». Но я ошибся. Когда Ельцин, вопреки решению об амнистии участникам октябрьских событий, принятому вновь избранной Государственной Думой, потребовал от Генерального прокурора не выпускать «белодомовцев» из следственного изолятора, оп подал в отставку». (Из воспоминаний А.П. Орлова.)

СВИДЕТЕЛЬСТВО: «Вопрос: Интересно, а не жалеете ли вы сегодня о том, что некогда отдали свое место господину Ельцину?

Ответ: Я об этом не жалею… На тот период этот шаг был оправдан. Тогда стояла задача разрушить тоталитарную систему (или, как мягко се называли, административно-командную). Я думаю, что Борис Николаевич выполнил эту задачу, но было бы очень здорово, чтобы он ушел в отставку в августе или сентябре 1991 года, после известных августовских событий. Общаясь с ним, я убедился, что у него если и есть какой-то талант, то только разрушителя. Разрушены экономика, культура, нравственность, и он продолжает выполнять свою роль.

…Возьмите октябрьские события. Как бы мы ни рассуждали, указ № 1400 неконституционен. Тогда я переживал за президента Ельцина, поскольку в то время он представлялся мне мудрым политиком, руководителем. Мне было непонятно, почему оп делает ошибки, которые видны невооруженным глазом…» (Из интервью газете «Особая папка» бывшего Генерального прокурора России А.И. Казанника 12 апреля 1994 года.)