Исправить пороки дурноезжей лошади очень трудно, практически невозможно. При этом лошадь, соответствующая стандарту по своему росту, телосложению и масти, купленная ремонтером, пригнанная в полк и прошедшая первоначальную заездку, подобную той, что описал Остен-Сакен, становилась полковым, казенным имуществом и главным оружием кавалерии. Списывать, браковать строевую лошадь, которая носит, опрокидывается, кусается или не дает на себя садиться со стремени, не разрешалось.

Но управлять такими лошадьми, подчинять их своей воле могли только очень хорошо подготовленные, сильные и смелые наездники. Потому обучению рекрутов верховой езде в запасных эскадронах гусарских полков уделяли очень много внимания.

«Езде на лошадях учить сперва без стремян, не давая ему поводов мундштучных, но трензельные, и чаще рысью, чрез что рекрут скорее шлюс (умение держаться на лошади, сжимая ее бока бедрами. — А.Б.) и позитуру получить может…» — советует Устав в главе «Общие правила учения на конях». К этому можно прибавить несколько штрихов из воспоминаний кавалерийских офицеров.

Обычно рекрута сажали на старую, хорошо выезженную и добронравную лошадь. Ее брали на корду и гоняли по кругу около часа. Если рекрут начинал терять «позитуру», то рысь усиливали, и он падал на землю. Боль от удара служила наказанием за нерадение. Для того чтобы молодой солдат быстрее выработал в себе рефлексы, нужные всаднику, ему под локти и колени подкладывали прутики. Локти следовало крепко прижимать к телу, колени — к бокам лошади, и когда начинающий менял положение рук или ног, прутики падали. За это тоже наказывали.

Вообще сама кавалерийская посадка казалась военным теоретикам той эпохи настолько важным делом, что они описали ее в Уставе наравне с правилами полевой и караульной службы, организации учений, построением полков на марше и в бою и т. д. Эта посадка была глубокой, со слегка согнутыми коленями и сильно опущенными вниз каблуками. «Сидеть на лошади так, чтоб глаз, колено и носки в перпендикулярной линии были, выворотя шпоры, и отнюдь не на задней пуговке седла, но на самой середине седла… Когда седок станет на стремена, то между ним и седлом пустоты не должно быть более, как на одну ладонь, и для сего стремена привешивать по шпорному винту…»

Однако эти наставления павловской эпохи о посадке показались инспектору кавалерии цесаревичу Константину Павловичу недостаточными, и в октябре 1808 года он издал приказ, в котором более подробно изложил требования к армейским конникам:

«Чтобы люди, сидя верхом, имели вид непринужденный, чтобы руки держали правильно… и при всех поворотах ворочали бы правильно… чтобы локти всегда были прижаты к телу и от оного ни под каким видом не отделяли… чтобы стремена были ровны и не были бы ни слишком длинны или коротки… чтобы каждый человек умел порядочно ехать в тот аллюр, как будет приказано, не теряя позитуры… чтобы во фронте не бросаться, не жаться и плеч не заваливать… чтобы лошадиные плечи, глаза, уши и задние ноги были параллельны с глазами, ушами, плечами, локтями, ногами и коленками сидящего, и следственно — со стременами… чтобы галопируя, ехав рысью и в скачке, задницы от седла не отделять и ног не оттопыривать, но напротив того, как можно крепче прижаться к седлу и к лошади, и тело вперед не заваливать, а всегда иметь оное назад…»

Всему этому рекрутов учили уже после того, как они усвоят правила пешего строя («в строю держать голову и корпус прямо, грудь вперед, ноги не очень выворачивать и для шпор на два пальца не сдвигать, руки прямо и свободно опускать… в марше ноги не высоко поднимать, да и не шаркать, не стучать и не делать такого большого шага, как в пехоте, а свободно маршировать…»). Завершался курс верховой езды в полках уроками фехтования. Молодым солдатам показывали, как, сидя на лошади, наносить удары саблей, закрывая голову и тело, как отводить удар противника сзади и на скаку. Кроме того, учили заряжать пистолеты и карабины, не покидая седла, и стрелять из них («держать пистолет вольною рукою между ушей лошади»).

Затем новобранцев переводили в действующие эскадроны, и их строевое образование продолжалось там, но уже с верховой лошадью, которую каждый из них получал в свое распоряжение. Естественно, молодым солдатам не давали коней из ремонта, только что пригнанного в полк (они предназначались старослужащим). Новобранцы начинали службу на строевых лошадях, не менее двух-трех лет проходивших дрессировку на взводных, эскадронных и полковых учениях. Эти лошади хорошо знали строевые эволюции, сигналы трубы, по каким все эволюции совершались, и свое место в шеренге. Молодому гусару надо было только крепко держаться в седле и учиться перестроениям… у своего четвероногого боевого друга.

«Строевую лошадь, данную ему, любить, беречь, чистить, кормить и прибирать, обходясь с нею ласково, не кричать, не бить, против глаз стоя, не махать…» — учила «Инструкция полковничья конного полку» и требовала от офицеров «внушать солдату при том, что кавалериста как исправность службы, так и собственное сохранение живота зависит от содержания в добром состоянии лошади своей…»

Лошади, как и люди, имеют свои характеры и свои привычки. Организация службы в кавалерийском полку в начале XIX века, да и в более поздние времена, побуждала нижних чинов эти привычки изучать, приноравливаться к ним, чтобы худшие черты каким-то образом исправлять, а лучшими умело пользоваться. Лошади тоже привыкали к наездникам и иногда демонстрировали чудеса привязанности и сообразительности.

Один из гусар Лубенского полка в 1812 году во время разведки на реке Стырь попал в плен к венгерским гусарам из дивизии князя Эстергази. Венграм понравилась его лошадь, но боевой конь не отходил от своего хозяина и никому из них не давал на себя садиться: бесился и бил ногами окруживших его вражеских солдат. Тогда князь Эстергази велел пленнику сесть в седло. Исполнив это приказание, лубенец ездил несколько минут мимо своих победителей шагом, рысью и галопом, а потом понесся в карьер вон из лагеря. Часовые открыли по нему стрельбу, несколько венгров бросились в погоню, но все было напрасно. По разрушенному мосту гусар сумел перебраться через реку и вскоре явился к шефу своего полка генерал-майору А. П. Мелиссино, который щедро наградил храбреца.

Много добрых слов написала о своей верховой лошади — жеребце черкесской породы по кличке Алкид — Н. А. Дурова. Алкид не раз выручал свою хозяйку в трудных ситуациях. Так же, как и строевой конь из Лубенского полка, он не оставил ее во время отступления, когда Н. А. Дурова заснула в поле. В другом случае Алкид ночью сам нашел дорогу к бивакам родного Польского полка и «с каким-то тихим, дружелюбным ржаньем поместился в свой ранжир, и только что успел установиться, раздалась команда: «Справа по три, марш!», то есть Алкид занял давно ему известное, собственное место в строю четвертого взвода лейб-эскадрона, рядовым которого была в 1807 году знаменитая «кавалерист-девица».

Впрочем, верховые лошади могли быть не только преданными и умными, но и злыми. О таком коне упоминает в своих мемуарах поэт Афанасий Афанасьевич Фет, немало лет прослуживший обер-офицером сначала в кирасирском Военного ордена, а потом в лейб-гвардии Уланском полку: «Подъездок мой (вторая строевая лошадь офицера. — А.Б.) оказался злым до чрезвычайности. Когда на другой день с полком я отправился на линейное учение, он всю дорогу до места учения горбился и, злобно ударяя передними ногами в землю, старался выбить меня из седла, а как это не удавалось, то неожиданно звякал мундштучными дужками о стремена, стараясь захватить зубами за ногу. Конечно, я принял меры, чтобы это не повторялось, но он подкарауливал малейшее ослабление поводьев. Вернулся я на нем в лагерь после горячего ученья без особых приключений…»