— Только, боюсь, твой образ… гм… не достаточно соответствует моей эпохе. Прелестное личико Розали помрачнело.

— Я… у меня есть для тебя одно платье…

— Оно принадлежало Селин? — тихо спросила Розали.

Я покачал головой.

— Нет. Оно должно было принадлежать ей — я заказал его как подарок ей, у лучшей в Ант-Лейке модистки. К нему — перчатки и шляпку. Мы собирались отправиться на званый вечер в Гейгори, но… Когда платье было готово, и посыльный доставил его к моим дверям, Селин уже не было в Ант-Лейке. Я… даже не открывал коробку, хотел немедля ее сжечь, но… Я рад, что так и не сделал этого.

Розали улыбнулась мне уголками губ. Я оставил ее одну на несколько минут, и спустился вниз, уже держа в руках коробку.

— Дори! Проводите мисс…

— Аверд, — подсказала Розали.

— … мисс Аверд в комнату для гостей.

— Конечно, сэр. Мисс Аверд, прошу.

— Я буду через минуту, — пообещала Розали и вслед за миссис Эйзерваль поднялась по лестнице на верх.

Минута превратилась в пять, пять в десять, и наконец она появилась в гостиной, своим видом выбив из моих легких воздух. Облаченная в шелковое платье цвета шампанского с черным кружевом и атласные перчатки до локтей, Розали медленно спускалась по ступеням. Волосы, по обыкновению распущенные, были уложены в высокую прическу. Голову венчала шляпка.

При взгляде на нее у меня всякий раз перехватывало дыхание. Сейчас, когда она стояла напротив меня, одетая в платье, предназначенное Селин, я не мог не сравнивать их двоих.

Розали и Селин — роза и орхидея.

Розали была… иная. Чистая, искренняя. Без притворства и излюбленной игры Селин, которая любила скользить по острию чувств, оголенных до предела.

— Туфель там, жалко не было, — отчаянно смущаясь, быстро проговорила Розали, — и я оставила свои, но думаю, они неплохо подошли к образу…

— Ты… очаровательна, — тихо сказал я. Эти слова, хоть и вполне искренние, не отражали и сотой доли того, что я чувствовал сейчас.

Розали прижала ладони к горящим щекам и смущенно улыбалась, покусывая губы.

— Могу я пригласить вас на прогулку, милая леди? — Протянув руку, я помог ей спуститься с лестницы. А затем предложил свой локоть.

— Безусловно, — ответила она, и взяла меня под руку.

Эйзерваль подал мне цилиндр и перчатки. От трости — бессменного своего атрибута, на этот раз я решил отказаться.

Мы до позднего вечера гуляли по улицам Ант-Лейка — таким знакомым ей и таким незнакомым. Розали восхищенным взглядом провожала дам и господ, попадающихся на нашем пути, и заставила меня объехать полгорода на кебе. Какое удовольствие было видеть ее такой воодушевленной! Какое удовольствие просто видеть ее…

Жаль, но настала пора вернуться домой — в «Лавандовый приют», для каждого из нас разный. Впервые за очень долгое время, засыпая, я видел перед собой не лицо Селин, а нежное лицо Розали.

Впервые за очень долгое время, засыпая, я улыбался.

— Господи, Розали, притормози! — взмолилась Дикси, хотя глаза ее сверкали от возбуждения и восторга — зеркальное отражение тех чувств, что испытывала я сама, гуляя по «Ант-Лейку из прошлого».

— Там так красиво! Не слишком ароматно, правда, но это ерунда! А главная улица — ты бы ее видела! А люди… Леди в роскошных длинных платьях и джентльмены в строгих фраках и цилиндрах! Экипажи, лошади… — Я рассмеялась. Понимала, что со стороны выгляжу, наверное, чуточку безумно, но ничего с собой поделать не могла.

Я побывала в другой эпохе, отправилась туда, куда бы каждый захотел! В век карет и балов, кринолинов и фраков…

— Ладно, ладно… А Кристиан?

Я чувствовала, как губы сами собой растягиваются в улыбке. Сложно противиться этому, когда говоришь или думаешь о Кристиане Валентрисе, самом галантном, самом привлекательном и самом загадочном из всех известных мне мужчин.

— У него восхитительные глаза. — тихо сказала я, не в силах заставить себя перестать улыбаться. — Как расплавленное серебро. Не светло-серые, а именно серебристые. Он сказал мне, что это наверняка как-то связано с его даром. А я, признаюсь, даже заподозрила сначала, что это своего рода иллюзия — ну, если он обладает магией и способен чувствовать чужие смерти, то почему бы ему и не уметь изменять цвет своих глаз? Но потом я подумала, что такому мужчине незачем изменять свою собственную внешность. Во-первых, он не из тех парней, которые ежеминутно смотрят на себя в зеркало, проверяют, как лежит прическа и любуются кубиками на прессе, постоянно фоткают себя с голым торсом и выкладывают в сеть. Ну, понятно, что в случае с Кристианом все это просто невозможно, но я к тому, что он не из тех, кто придает большого значения своей внешности и уж тем более не будет прибегать к магии, чтобы ее — внешность то есть — улучшить. — Только сейчас я поняла, что тараторю без остановки, а Дикси, даже не пытаясь вставить и словечка, уже минуты две смотрит на меня с лукавым выражением лица, откровенно надо мной посмеиваясь. — Ох, я слишком много болтаю о нем, да?

— Да, — довольная, как кот, объевшийся сливок, подтвердила Дикси.

— Чего ты улыбаешься? — возмутилась я, чувствуя, что вот-вот покраснею. А краснеть по поводу или без было не в моих привычках. Вот только Кристиан постоянно заставлял мои щеки гореть — хотел он этого или нет. — Я видела, как он сжигает письма.

— Письма? — не поняла Дикси.

— Письма от Селин, в которых он просил ее вернуться. После той нашей встречи. Я видела, как он бросает их в камин. Правда, подобного рода видения — те, что просачиваются из прошлого «Лавандового приюта» в настоящее, очень зыбкие, плохо различимые. Но я это видела. А потом решила проверить — ведь те, последние письма к Селин, он не спрятал — просто не знал, что я их видела и читала. И тогда я решила проверить, и знаешь что? Я их не нашла.

— Ого, — только и сказала подруга. — Это… о многом говорит.

Я расслышала в словах Дикси намек и опустила глаза, улыбаясь.

— Не думаю, что это связано с тем, что он встретил меня — мы из разных эпох, почти из разных миров, которые только иногда пересекаются. Может, он просто решил двигаться дальше. Сжечь мосты — как когда-то сожгла их Селин.

— А знаешь, что думаю я? — лукаво спросила Дикси. — Думаю, Кристиан решил двигаться дальше, потому что он встретил тебя. А миры, эпохи — это ерунда, когда есть настоящее чувство.

— Перестань. — Меня позабавил энтузиазм подруги. — Слишком рано говорить о чувствах, я практически не знаю его…

Дикси не стала спорить, хотя я отчетливо видела несогласие на ее лице, только пробормотала в чашку:

— И кому когда это мешало? — Сделав хороший глоток свежесваренного мной кофе, сказала уже громче: — Ладно, путешественница во времени, и что ты будешь делать сейчас?