Нири слушает с большим вниманием, и как только Маргалит делает еле заметную паузу, задает свой очередной вопрос:

– Вы сказали, что это вас успокаивает; чем же вы так встревожены?

– Я не хотела бы сейчас слишком вдаваться в подробности, – улыбается Маргалит. – Я не могу сказать, что я от этого не сплю по ночам, но мне очень важно справиться со своими новыми обязанностями на «отлично», хотя вы знаете, как нелегко мне было взять их на себя. Возможно, это потому, что я перфекционистка; возможно, из-за того, что у меня самой была такая особенная бабушка, а, может быть, потому что я знаю, что, если я в чем-то сплоховала как мать, то сейчас у меня есть шанс это исправить. А вот если я напортачу как бабушка, тогда что? Тогда – конец! Этого уже не исправишь, это – моя последняя обязанность в семье! Я не верю, что доживу до прабабушки, хотя, кто знает?!

– Так всю жизнь вы готовитесь к этой роли только для того, чтобы наконец-то отличиться? – иронически переспрашивает Това, но постепенно легкое пренебрежение сменяется на любопытство. – И вы успокаиваете себя тем, что все, что вам необходимо, это всего лишь нажать на нужную кнопку?

– Может, для вас всех это выглядит как идея фикс; вам кажется, что я слишком много думаю, но меня действительно напрягает, что это моя последняя возможность быть…

– А по-моему, Маргалит права! – объявляет Мики. – Я тоже много думала о нашей прошлой встрече, и я тоже думаю, что сейчас, когда я бабушка, у меня есть возможность вести себя иначе и не повторять ошибок, которые я делала со своими детьми. Я приведу вам пример. Когда дети были маленькими, мы – мой муж и я – были очень заняты. На каком-то этапе моя дочка начала говорить очень-очень торопливо, и я не могла понять почему. Позже до меня дошло, что это из-за меня, из-за того, что у меня не было терпения ее слушать; я все время куда-то спешила. вы понимаете, до чего дошло?! Она научилась излагать все, что хотела донести до меня, кратко и точно для того, чтобы я ее выслушала до конца! Мне стало очень стыдно, когда я это поняла. Будьте уверены, с внуком этого не повторится!

Группа молчит, тишину нарушает Анна:

– Да! Вот так история!

– Как представлю, аж сердце сжимается – присоединяется к ней Орна.

Мики отвечает им легкой улыбкой и переводит взгляд на присоединившуюся к ним Рут.

– Меня тоже очень тронул ваш рассказ, но я бы хотела сказать вам, Маргалит, вот что, – говорит она. – вы сегодня находитесь совсем в другом положении, чем тогда, когда вы были мамой. Потому что сегодня, кроме той кнопки, которая, возможно, существует, возможно – нет, неважно, у вас еще есть и опыт, и больше свободного времени, и масса других вещей, которых, скорее всего, не было тогда. И кроме того, – она кладет сцепленные пальцами руки перед собой на колени, – по-моему, вы что-то путаете.

– Что вы имеете в виду? – спрашивает Маргалит.

– Бабушка – это не мама! – серьезно продолжает Рут.

Светло-коричневый оттенок ее глаз сильно контрастирует с бледной кожей лица и пастельными цветами блузки.

– Вам не предстоит быть снова мамой. И вам, тоже, – она смотрит на Мики. – Вы по-прежнему матери своих детей и бабушки своих внуков. Просьба не путать!

Она опять переводит взгляд на Маргалит.

– Если вы собираетесь исправлять какие-то свои ошибки, то не забывайте, что речь идет о внуках, а не о детях. Если у вас остались какие-то проблемы с детьми, то и решайте их с ними, а не с внуками!

– Мне кажется, что и для внука важно – еще как важно! – чтобы он знал разницу, где мама, а где бабушка, – слова Клодин сопровождаются нежным звоном браслетов. – Это два разных мира, и пусть он имеет удовольствие от обоих! А мы будем продолжать быть мамами наших дочек – этого нам хватит на всю нашу жизнь – и станем бабушками для наших внуков.

«Мамами дочек и бабушками внуков», – мысленно повторяет Элла слова Клодин, и спазм сжимает ей горло. Еще немного, и плач вырвется наружу. Губы смыкаются в одну тонкую полоску, она прижимает к ним ладони и опускает лицо, пытаясь сосредоточиться на темном пятне на полу, которого она раньше почему-то не замечала. Но голоса все равно доходят до нее, пробивая все защитные стены, которые она построила на их пути. «У меня больше нет сил, – понимает она, чувствуя, как нестерпимая боль сжимает сердце, сушит рот и наполняет слезами глаза».

– Подводя итог тому, что мы сейчас услышали, – говорит Нири, обращаясь к группе, – я прихожу к заключению, что, по мнению некоторых из вас, став бабушками, вы получаете возможность кое-что изменить, в том числе исправить и больше не повторять ошибок, сделанных вами по отношению к детям; и это вас в чем-то утешает и даже вселяет надежду. Но с другой стороны, на одной из наших предыдущих встреч мы обнаружили, что среди нас есть бабушки, которые вовсе не так уж и рады своей новой должности. Мне кажется, что нам надо задержаться на этом подольше, чтобы выяснить, что именно вас отпугивает.

В комнате воцаряется тишина, никто не спешит с ответом.

– Ну вот, опять я, – явно смущаясь, не выдерживает Маргалит и добавляет, оправдываясь, – просто больше никто не желает говорить.

Она делает паузу, но, убедившись, что все по-прежнему молчат, робко продолжает:

– Есть еще кое-что, что меня смущает и о чем я часто думаю в последнее время. Я все чаще думаю о второй бабушке.

– О вашей второй бабушке? – переспрашивает Анна.

– Не о моей второй бабушке, – отвечает она уже более уверенным голосом, – а о второй бабушке моего внука. О том, что есть вторые бабушка и дедушка, с которыми я должна буду делить моих внуков, и которые тоже будут стараться изо всех сил быть самыми лучшими.

– Это точно! Мама у нас одна-единственная, а вот бабушек может быть и две! – смеется Това и переводит взгляд на Рут, которая сосредоточенно ищет что-то в своей цветной матерчатой сумке; шуршит и постукивает, выуживая и возвращая назад всякую мелочь.

– Я понимаю, что ребенок только выигрывает от того, что у него есть еще одна бабушка, – морщит лоб Маргалит, – но я не представляю, как все сложится, когда он подрастет; как все это будет – не знаю!

– А что, вы думаете, может быть? – прерывает ее Нири.

Маргалит медлит с ответом и нерешительно продолжает:

– Я не слишком над этим задумывалась, но иногда у меня возникает мысль: «Подожди, подожди, ты тут не единственная бабушка!» Может, я боюсь конкуренции?

– Всегда существует конкуренция, – подает голос Клодин. – Точно так же, как существует борьба между братьями-сестрами или внуками за внимание родителей или бабушек-дедушек.

– Возможно, но лично я никогда ни с кем не соперничала, так как была старшей дочкой, и ко мне всегда относились по-особому; и среди внуков я занимала особое место, причем без каких-либо усилий с моей стороны. А вот насчет того, какой матерью я была для Михаль, у меня до сих пор есть сомнения. А теперь к этому прибавляется неуверенность, смогу ли я быть достаточно хорошей бабушкой, особенно если учесть, что у второй бабушки есть больше времени и сил, чем у меня. Кроме того, она очень ждала этого внука, потому что муж моей дочки – ее единственный сын; он давно ушел из родительского дома, и с тех пор она не может дождаться, когда же, наконец, появятся внуки. Может, проблема в том, что я слишком требовательна к себе и слишком много думаю, но я все время боюсь, а вдруг она будет более преданной и хорошей, будет именно такой, какая нужна внукам. Уже сейчас я вижу, что она проводит с ним больше времени, чем я, и это уже сейчас влияет на связь между ними. А вдруг он будет улыбаться ей, а мне – нет; или протянет к ней ручки, а ко мне не пойдет? Если я сравниваю вторую бабушку и себя, мне кажется, что она больше меня…