Мы прогуливались по пляжу – он шел по песку, засунув руки в карманы, а я шлепала босиком по мелководью.

– Извини, я вел себя как мерзавец, – наконец сказал он. – Просто был не в духе из-за своей лодки, которая сейчас в ремонте. На суше я чувствую себя не в своей тарелке.

– Но ты, надо сказать, довольно быстро пришел в себя, – заметила я с иронией.

– Да все потому, что ты употребила это слово "трахальщик". Меня до смерти забавляет, когда его произносит женщина, тем более такая, как ты. Меньше всего ожидал от тебя эдакое услышать.

– Чем ты здесь, собственно, занимаешься? – спросила я. – Ловишь рыбу?

– Иногда. А в основном плаваю на моторке, читаю, пью пиво. Расслабляюсь.

– В общем, валяешь дурака, – подвела я итоги.

Он пожал плечами:

– Я занимаюсь и более серьезными делами.

– Значит, не только лентяйничаешь, – заметила я.

– Уверяю тебя, что нет.

– А чем конкретно?

– Это долго и неинтересно объяснять, – ответил он сдержанно. – К тому же мне здесь уже скучновато. Лучше спроси о чем-нибудь другом. Задай три вопроса, как три заветных желания.

– Если у меня в запасе лишь три вопроса, то можно смело поворачивать домой, – возразила я, но в душе согласилась сыграть с ним в эту игру. Я оглядела Грега – сейчас он уже меньше походил на своего отца, а больше на себя самого. – Что ты помнишь о периоде, непосредственно предшествовавшем его смерти?

– Ты уже спрашивала об этом.

– Да, и как раз в тот момент ты на меня окрысился. Постараюсь объяснить, почему меня это интересует. Возможно, тебе станет понятнее. Мне необходимо восстановить максимально полную картину его жизни незадолго до гибели, скажем, за последние шесть месяцев. Не исключено, что он участвовал в каком-нибудь скандальном судебном разбирательстве и на этой почве возникла личная вражда. Может быть, он вел спор с соседями по поводу границ своего участка. Кто-то ведь сделал это, и необходимо просто воссоздать логическую цепь событий.

– Ничего подобного не припоминаю, – сказал он. – Могу поведать лишь о событиях внутрисемейной жизни, об остальном я мало осведомлен.

– Что ж, согласна.

– Той осенью мы как раз всей семьей были здесь. Главным образом поэтому я сюда и вернулся.

Я уже хотела задать ему следующий вопрос, но боялась, как бы он не засчитал его в число трех оглушенных, поэтому решила немного помолчать. Между тем Грег продолжал:

– Мне тогда было семнадцать. О Боже, я был еще сосунком и считал своего отца абсолютно непогрешимым.

Уж не знаю, чего там он ожидал от меня, но сам понимал, что до него мне вряд ли когда удастся дотянуть, такой уж я был сопляк. Он всегда бывал очень требователен и часто больно задевал мое самолюбие, но я стоял на своем.

Порой я ловил каждое его слово, а потом ненавидел его же за придирки. И вот когда он умер, я навсегда потерял возможность помириться с ним. Понимаешь – навсегда. Вот так-то. Я так и не перенял у него навыков к занятию каким-нибудь нормальным делом, и в конце концов у меня все застопорилось. Казалось, я застыл в одном возрасте и состоянии. Чтобы хоть что-то изменить и не прилипнуть к одному месту, я и переехал сюда. Как-то раз, когда мы бродили с ним по пляжу, ему понадобилось зачем-то вернуться к машине, и я помню, как наблюдал за ним тогда. Просто смотрел. Он шел, наклонив голову, и думал, похоже, о чем-то своем, забыв обо мне. Мне почему-то вдруг захотелось позвать его и крикнуть, как я его люблю, но, разумеется, я этого не сделал. Вот таким я его и запомнил. Его смерть здорово перевернула все в моей жизни.

– Вы были тогда только вдвоем?

– Что? Нет, всей семьей. Кроме Дианы. Она заболела и осталась у мамы. Это был уик-энд на День благодарения[6]. Сначала мы на один день заехали в Палм-Спрингс, а потом отправились сюда.

– А как складывались твои отношения с Колином?

– Нормально, только не пойму, почему вся семья должна была ходить вокруг него на цыпочках. У ребенка физический недостаток, и я ему искренне сочувствовал, но не собирался из-за этого менять всю свою жизнь, понимаешь? Господи, иногда я даже мечтал на время как следует заболеть, чтобы оттянуть внимание родственников на себя. Разумеется, не теперь, а когда мне было семнадцать. Сейчас-то я отношусь к этому гораздо спокойнее, хотя и не могу полностью смириться с таким положением. Да и не вижу причины смиряться. Мы никогда не были с папой особенно близки, но ведь мне тоже было необходимо его тепло и внимание. Нередко я выдумывал наши возможные диалоги – будто рассказываю папе что-то важное, а он внимательно меня слушает. На самом деле если мы с ним о чем и говорили, то о какой-нибудь чепухе – самой настоящей ерунде. А через шесть недель его не стало.

Грег взглянул на меня и, застенчиво улыбнувшись, помотал головой.

– Обо всем этом Шекспир мог бы написать драму, – сказал он. – И для меня в этой пьесе, думаю, нашелся бы неплохой монолог.

– Значит, отец никогда не заговаривал с тобой о своей личной жизни?

– А знаешь, это уже твой третий вопрос, – заметил он. – Ведь только что ты поинтересовалась, были мы здесь с отцом вдвоем или нет. Отвечаю – нет. И он никогда мне ничего о себе не рассказывал. Я же говорила, что вряд ли смогу тебе помочь. Давай сделаем небольшой перерыв, о'кей?

Я улыбнулась в ответ, бросила кроссовки на песок и, переходя на бег, спросила, обернувшись через плечо:

– Ты как, бегаешь трусцой?

– Угу, немного, – ответил он, догнав меня и пристроившись сбоку.

– А что, если мы как следует употеем? – предложила я. – Тут есть где помыться?

– Соседи разрешают мне пользоваться их душем.

– Прекрасно, – обрадовалась я и увеличила темп.

Мы бежали, не обмениваясь друг с другом ни единым словом, целиком отдавшись яркому солнцу, влажному песку и сухому, прогретому воздуху. У меня в голове непрерывно крутился один и тот же вопрос: как же во всю эту схему вписывалась Шарон Нэпьер? Что ей было известно такого, от чего она погибла сразу, как только собралась это рассказать? Мне никак не удавалось нащупать связь между смертями Файфа и Либби, а также гибелью Шарон восемь лет спустя. Если только она не шантажировала кого-нибудь. Я оглянулась назад на небольшой, но еще вполне различимый трейлер, который из-за обманчивой перспективы плоской пустынной местности казался не правдоподобно близким. Вокруг простиралась настоящая пустыня – ни следов транспорта, ни миражей.

Я улыбнулась Грегу, а он даже не раскраснелся от бега.

– Ты в хорошей форме, – похвалила я его.