Личностью И. Н. Римского-Корсакова занимались историки XIX века, и особенно деятельно современная бывшему фавориту Москва, старая столица грибоедовских и пушкинских времен. Да он и не позволял о себе забывать. Хранит память о фаворите великолепный, протянувшийся чуть не на четверть длины Тверского бульвара его московский дом (№ 24–26), гостеприимно открытый как для всех театральных знаменитостей, так и для молодежи. Не менее роскошно отделанный сад, доступный для москвичей и в свое время ставший местом модных гуляний. Домашние концерты, в которых принимали участие и прославленная итальянская певица Каталани, и не менее популярная в Москве цыганская певица из хора Ильи Соколова Стеша — Степанида Солдатова. И, само собой разумеется, связанная с хозяином легенда его слишком короткого «случая».

М. И. Пыляев писал: "Иван Николаевич Корсаков начал службу военную сержантом в кирасирском полку, когда Потемкин назначил его, в числе трех лиц, в кандидаты на звание флигель-адъютанта к императрице, на место только что уволенного Збрича; первые были: Бергман — лифляндец и Ронцов — побочный сын графа Воронцова.

Корсаков обладал необыкновенно изящной фигурой, но, в сущности, он был более любезен, чем красив: по словам Гельбига, его внешность была так изящна и прелестна, что подобное редко встречается.

Этот внешний лоск его скоро пропал. Легкомыслие и доброта составляли главные черты его характера; он обладал даром чрезвычайно приятной беседы и правильным, хотя непроницаемым умом. Все три кандидата были представлены императрице в приемной.

Когда они явились, Потемкина еще не было. Императрица пришла, поговорила с каждым из них и, наконец, подошла к Корсакову. Она дала ему букет, только что поднесенный ей, и поручила отнести этот букет Потемкину и сказать ему, что она желает говорить с ним. Потемкин, чтобы наградить принесшего букет, сделал его своим адъютантом.

День спустя после представления, в июне 1778 года, Корсаков сделан был флигель-адъютантом и мало-помалу чрез очень короткие промежутки стал прапорщиком кавалергардов, что давало ему чин генерал-майора, затем кавалером ордена Белого Орла и, наконец, генерал-адъютантом государыни".

А.С. Пушкин у И. Н. Римского-Корсакова в его московском доме «допытывался», по выражению мемуариста Н. М. Колмакова, подробностей о временах Екатерины. «Тщеславный богач, не одаренный ничем от природы и обязанный одной слепой фортуне, пригожему лицу и юности минутным блеском своим у трона», — отзовется о нем И. М. Долгоруков в «Капище моего сердца». Но Пушкину он казался иным. Рассказами старого вельможи поэт по-настоящему увлекался, отдавая должное их живости и остроумию. Невестка Корсакова — Софья Федоровна Ладомирская, урожденная княжна Гагарина, была родной сестрой столь ценимой Александром Сергеевичем Пушкиным Веры Федоровны Вяземской. Вяземские, а вместе с ними и их многочисленные московские друзья, весь круг пушкинских литературных знакомств связан с Братцевом, тем более что со смертью И. Н. Римского-Корсакова в феврале 1831 года Ладомирские стали владельцами родового поместья. Теперь уже именно родового — и чета Ладомирских, и двое их сыновей будут похоронены в семейном склепе братцевской церкви, и это послужит еще одним свидетельством того, что поместье вплоть до середины XIX века остается их собственностью. Да и позднее оно сохраняется во владении той же семьи.

Владевшие Братцевом во второй половине XIX века А. Н. Кологривов и А. С. Апраксин были связаны родственными узами с Ладомирскими и Гагариными. И здесь нельзя не вспомнить великолепной сцены из «Горя от ума»:

А дамы? — сунься кто, попробуй, овладей;

Судьи всему, везде, над ними нет судей;

За картами когда восстанут общим бунтом,

Дай бог терпение, — ведь сам я был женат.

Скомандовать велите перед фрунтом!

Присутствовать пошлите их в Сенат!

Ирина Власьевна! Лукерья Алексевна!

Татьяна Юрьевна!..

Татьяна Юрьевна — ее имя первый раз произносит Фамусов в разговоре с приехавшим Скалозубом. Но именно к ней из всей галереи московских дам вернется Молчалин в своем единственном диалоге с Чацким — два характера, два ни в чем не схожих взгляда на жизнь, на собственное достоинство.

Молчалин

Татьяна Юрьевна рассказывала что-то,

Из Петербурга воротясь,

С министрами про вашу связь, Потом разрыв…

Чацкий

Ей почему забота?

Молчалин

Татьяне Юрьевне!

Чацкий

Я с нею не знаком.

Молчалин

С Татьяной Юрьевной!!

Чацкий

С ней век мы не встречались;

Слыхал, что вздорная.

Молчалин

Да это, полно, та ли-с?

Татьяна Юрьевна!!! Известная, — притом

Чиновные и должностные —

Все ей друзья и все родные;

К Татьяне Юрьевне хоть раз бы съездить вам.

Чацкий

На что же?

Молчалин

Так: частенько там

Мы покровительство находим, где не метим.

Чацкий

Я езжу к женщинам, но только не за этим.

Молчалин

Как обходительна! добра! мила! проста!

Балы дает нельзя богаче

От Рождества и до Поста,

И летом праздники на даче.

О прототипах героев «Горе от ума» споры начались еще до того, как комедия увидела свет рампы, до того, как была напечатана. Первые читатели рукописных списков — первые предположения, на которые отказывался отвечать автор, отделываясь шутками или молчанием, хотя сам же он в одном из своих писем утверждал, что портреты, и только портреты, легли в основу «Горе от ума». Чьи? В отношении так подробно описанной Татьяны Юрьевны ни у современников, ни у исследователей разногласий не было: конечно, Прасковья Юрьевна — мать Веры Федоровны Вяземской и Софьи Федоровны Ладомирской.

Слывшая одной из первых московских красавиц, она отличалась поражавшей даже военных храбростью. В канун Отечественной войны 1812 года Прасковья Юрьевна приняла участие в полетах на аэростате воздухоплавателя Гарнерена и вместе с ним совершила посадку в Остафьеве.

Влиятельность. Способность устраивать чужие карьеры. Связи. Все это было в жизни Прасковьи Юрьевны, но никак не за счет двух ее мужей, скорее — многочисленных родственников. Дочь Дарьи Александровны Румянцевой и, значит, родная племянница знаменитого полководца Петра Александровича Румянцева, которого молва к тому же связывала родственными узами с самим Петром I, видя в нем родного сына царя. Двоюродная племянница президента Академии художеств, известного Ивана Ивановича Бецкого, приближенного Екатерины II, постоянно посещавшего ее личные апартаменты и пользовавшегося исключительным доверием императрицы. Молва не обошла и его. Ходили слухи, что именно он, а не принц Ангальт-Цербстский был действительным родителем так благоволившей к нему императрицы. «Гадкий генерал», как шутливо называла она И. И. Бецкого в переписке с доверенными своими корреспондентами, один имел право читать ей бесконечные нотации в первые годы ее самостоятельного правления да еще проводить наедине долгие послеобеденные часы. Так или иначе, и с этой стороны Прасковья Юрьевна всегда могла воспользоваться прямым ходом во дворец.