— Все это очень интересно, — сказала Мэри, — но ты можешь ошибаться просто потому, что еще не все знаешь. А ты не все знаешь; мы все далеко не все знаем.

— Это точно, — сказал Джим, — но, может, хватит об этом?

— Ладно, хватит.

— Ты мне нравишься, Мэри.

Последовала долгая пауза.

— Если не возражаешь, — сказала Мэри отстраненным тоном, — мне надо кое-что обдумать. Позови меня, если что-то потребуется, но вообще я буду на совещании сама с собой, хорошо?

— Да, конечно, — ответил Джим.

Мэри больше ничего не сказала.

Они продвигались вниз по спирали галактики прыжками не дальше поля зрения приборов. Прошли сутки, и лаагов они больше не встречали. Потом еще сутки с тем же результатом. И еще сутки.

— Наверное, мы уже обошли лаагов, — заметила Мэри наконец.

— Похоже, — сказал Джим. — Впереди есть интересные планетные системы. На двадцать-тридцать световых лет вперед я вижу скопление как минимум восьми звезд типа G0 в пределах десяти световых лет. Если хоть у одной есть обитаемые миры, мы нашли Раулев рай. Может быть, стоит свернуть до диаметра и спуститься по нему.

Поскольку кораблей лаагов все еще не было видно, они потихоньку сдвигались к диаметру.

— Есть возражения? — поинтересовался Джим.

— Нет, — отозвалась Мэри, — это хорошая мысль.

В последнее время, хоть Джим и не понимал почему, их отношения улучшились. Выслушав ее согласие, он отрегулировал управление кораблем и одним прыжком преодолел большую часть дистанции в полтора световых года, отделявших их от диаметра.

— Все равно будем следить, — сказал Джим. — Ты веди наблюдение вверх по спирали галактики, а я вниз, по направлению движения. Да, чтобы не забыть, меня все еще не клонит в сон. А как ты?

Они договорились сообщать друг другу, если заметят признаки усталости.

— Я тоже, — сказала Мэри, — но я два раза звала тебя, а ты спал. Ты еще переспрашивал потом, чего я хотела.

— Правда? — удивился Джим. — Я такого не помню. Ты уверена?

— Конечно; я твои ритмы сна и бодрствования еще в лаборатории изучила, — ответила Мэри.

— Ну, это сходится с тем, что я заметил на базе, когда только слился с кораблем, — сказал Джим. — Тогда понятно, как Рауль продолжал двигаться в нужном направлении, если «Охотник на бабочек» передвигался силой его разума. Думаю, до конца полета нам не стоит беспокоиться насчет сна. Мы, похоже, можем спать, сами того не зная, и будить друг друга при необходимости. Так вот, о чем это я говорил? Да, если здесь, ближе к центру галактики, и есть корабли лаагов, то у диаметра мы скорее на них наткнемся.

— Где ты вырос? — неожиданно спросила его Мэри.

— Мои родные места похожи на те, что вокруг базы, — сказал Джим. — Родился я в больнице в Денвере, но моя семья жила в Эдмонтоне. Там я и вырос. Каждый мальчишка в пять лет хочет стать пограничным пилотом; я вот так и не расхотел. Я прошел все тесты и попал сюда.

— А братья или сестры у тебя есть?

— Нет, я единственный ребенок, — важно заявил он.

Важность была напускная; но он не учел своей новой способности к детальным воспоминаниям. Он снова стал ребенком, снова был дома, в горах. Снова представлял, каково было бы играть с братом или сестрой. Он всегда воображал брата или сестру помладше. Джим вспомнил с мучительной ясностью, как совсем маленьким объяснял маме, что будет очень хорошо заботиться о братике или сестричке, пусть только она родит ему одного или двоих. Только годы спустя он понял, что желание его было несбыточным по медицинским причинам: обстоятельства его собственного рождения не позволяли матери иметь еще детей. Тогда, в детстве, он понял только, что расстроил ее своим вопросом.

— Мы жили в окрестностях Эдмонтона, — сказал он Мэри. — Мой отец был металлургом и специализировался на добыче металла из воды. Он занимался консультированием и все время уезжал куда-то на другой конец света.

— Они до сих пор там живут? — спросила Мэри.

— Они оба умерли, — ответил Джим. — Отец погиб из-за несчастного случая во время подводной инспекции. У него отказал кислородный обменник на дыхательной маске. Через пару лет после этого мама попала в автокатастрофу. Однажды вечером она возвращалась из Эдмонтона домой и слетела с дороги. Полиция предполагала, что на нее могли наехать и другой водитель столкнул ее с дороги под откос, но они так никого и не нашли. Дядя помог мне поступить в кадетский корпус.

— Извини, я не знала, — прошептала Мэри. — Тебе пришлось нелегко. Мои родители оба еще живы.

— И откуда ты? — спросил он.

— Лос-анджелесский комплекс, — ответила Мэри. — Вообще-то мы из Сан-Диего. Мои до сих пор там живут.

— Здорово, — отозвался Джим, — можешь ездить к ним, когда захочешь.

— Но не езжу, — заметила она. — У нас в семье все сами по себе. Я еле дождалась, когда получу стипендию и уеду в Бостон, в колледж. Хорошо хоть, что они меня отпустили.

— А почему бы им тебя не отпустить? — удивился Джим.

— Почему? А я была еще несовершеннолетняя, — ответила она рассеянно. — Я закончила школу в пятнадцать. Но для своего возраста была крупная и взрослая. Не просто вела себя по-взрослому — я выросла с двумя независимыми взрослыми и сама была независимой и взрослой с тех пор, как научилась ходить. И у меня все хорошо получалось. Что бы ты ни делал, спорю, что могу научиться делать это лучше.

— Ладно, — ответил Джим, — поуправляй-ка «ИДругом» без двигателей.

— Ой, — сказала она и рассмеялась, — верно. Ты прав, я говорю глупости. Я знаю, что со мной трудно иметь дело. Я всегда всех стараюсь победить.

— Не так уж с тобой трудно, — возразил Джим и чуть не добавил: «в последнее время», но вовремя остановился.

Она секунду помолчала, потом сказала:

— Спасибо.

— За что? — удивился Джим. — Я просто констатирую факт. Погоди — приборы показывают, что впереди что-то есть.

— Не вижу... а, да, теперь вижу. Думаешь, это опять лааги?

— Все может быть. Давай-ка не будем подходить ближе и посмотрим, двинутся ли они. Времени у нас полно.

Они подождали, но световая точка со слабым ореолом вокруг нее не трогалась с места. Джим настроил на нее приборы, чтобы получить предупреждение, как только она сдвинется.

Прошло шесть часов, и приборы не обнаружили никакого движения. Джим повел «ИДруга» по кривой от диаметра, не упуская наблюдаемый объект из поля зрения. Потом он снова настроил локаторы и стал ждать.

Прошло еще шесть часов, но объект по-прежнему не двигался. Джим был озадачен.

— Ничего не понимаю, — сказал он Мэри.

— Может, он просто хочет переждать нас и будет сидеть там, пока мы из любопытства не подойдем на расстояние выстрела?