Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тише. Не надо слов.
Джека это устраивало: забвение и бархатистая кожа, уступка и долгое падение.
– Не надо слов, – повторил он, но в последовавшем за этим ураганом имя Джонни прозвучало не один раз, а целых два. Выдохом и молитвой; и оно таяло на ее губах, как сахар.
* * *
Утро встретило Джека бледным светом и тупой болью за глазами. В постели рядом с ним никого не было. Часы показывали шесть. Секунду-другую голова оставалась пустой, а потом ее заполнили нахлынувшие волнами воспоминания прошедшей ночи: шумный бег крови, радость и неловкость новичка. Он снова увидел Лесли, смотревшую на него сверху вниз, и подозрительность в ее глазах за водопадом волос. Она делала все то, что, по его представлению, могут делать женщины, и ее движения поначалу были осторожными и расчетливыми, а потом – настойчивыми, требовательными, неистовыми. Сколько лет он был один, и вот теперь мосты перейдены… На мгновение его переполнило ощущение счастья, но потом очередная волна воспоминаний вынесла из темноты лицо Джонни у барной стойки, и он услышал имя друга на губах Лесли.
Джек снова закрыл глаза и уснул.
Отдохнуть толком не получилось, и когда он пришел наконец на работу, то в какой-то момент даже поднес палец к кнопке этажа Лесли. Подарок она преподнесла, да только предназначался он, похоже, человеку с другим именем. И Джека словно вывернуло наизнанку.
Никогда раньше он не испытывал к другу неприязненных чувств.
У себя в офисе на седьмом этаже Джек решительно закрыл дверь и сел за стол, рассчитывая работой привести себя в норму и прорваться через пот, сушняк и тошноту. При этом он то и дело посматривал на дверь и телефон.
После полудня похмелье перешло в раздел воспоминаний, и Джек задумался, не совершить ли прогулку вниз. Посмотреть ей в глаза. Интересно, улыбнется ли она. Они могли бы пообедать. Может быть, то имя на ее губах ему только послышалось…
– Прискорбно, – произнес Джек, но избавиться от воспоминаний о ней не смог. На работе он просидел до восьми, надеясь, что Лесли все же появится, а потом отправился домой, злой на нее и на себя за глупость.
Если Лесли и думала о ком-то, то о Джонни.
В квартире он прошелся из угла в угол. Есть не хотелось, спать тоже. Мысли беспорядочно метались туда-сюда.
Он подвел лучшего друга.
Она произнесла имя Джонни.
Сообщение от Лесли пришло в полночь.
Не спишь?
Джек на секунду задумался, потом набрал: Еще держусь. Работал допоздна.
Спасибо за прошлую ночь.
Что-то внутри Джека сломалось – может быть, накатило облегчение, может быть, желание. В нем все завибрировало. Хочешь заглянуть?
Прошла минута. Потом еще три. Ответ содержал только одно слово: Конечно.
На этот раз ночь прошла по-другому. Без выпивки. Лесли ушла с первым светом. Все складывалось наилучшим образом, как Джек мог только мечтать. Имя Джонни не прозвучало.
– Зачем ты со мной? – спросил он.
На часах было два. Лесли лежала в круге света от единственной лампы, золотившего изгибы и тенью гладившего впадинки.
– Ты – молодой. Молодые энергичны.
– А если без шуток?
– Секс. Просто секс. Мне нравится.
– Но почему я? Особенно привлекательным меня не назовешь. У меня… ну, ты же знаешь. – Джек пошевелил больной рукой.
Она рассмеялась и коснулась его ноги.
– Хочешь, чтобы я ушла?
– Нет.
– Тогда убеди меня остаться.
Она поднялась на колени, и Джек позабыл обо всем на свете.
Часом позже они стояли у входной двери. На ней были те же туфли на каблуках, едва застегнутая блузка. Джек вымотался так, что едва держался на ногах.
– Можно отвезти тебя домой?
– Ты такой джентльмен… но нет, не надо. Я в порядке.
Лесли поцеловала его, и Джек, прежде чем она отвернулась, взял ее за руку.
– Мне нужно знать, что это никак не связано ни с Джонни, ни с делом Уильяма Бойда.
– Ты даже сейчас об этом спрашиваешь?
Под «даже сейчас» она имела в виду постель, царапины, безнадежно испорченные простыни.
– Скажи, что деньги здесь ни при чем.
Лесли вскинула бровь, идеальную, как и все остальное в ней.
– А если скажу, что при чем, ты не будешь меня трахать? – Она улыбнулась улыбкой адвоката, потому что уже заранее знала ответ. – И не надо так беспокоиться, мы оба можем получить то, что хотим. – Она взяла его руку и просунула к себе под рубашку. – Тебе хорошо, мне хорошо. – Джек отвернулся, но Лесли взяла его за подбородок. – Не надо ничего усложнять.
Не усложнять Джек не мог.
Она пользовалась им и брала, что хотела, – и вонь этой вины осталась и на его коже.
* * *
На следующий день была суббота, так что Джек повалялся до восьми, а потом отправился на прогулку. Вернувшись домой, принял душ и поехал в офис. Дважды звонила Лесли – Джек не ответил. Работе было посвящено и воскресенье, так что с Лесли они опять не виделись. Понедельник начался с раннего завтрака. В семь часов закусочная уже была переполнена и гудела от возбуждения. Столпившись у столиков, люди склонялись над газетами и обсуждали что-то с горящими глазами.
– Миллиард долларов, господи… – произнес небритый мужчина с распухшим лицом.
Его сосед, в бейсболке с логотипом «Джон Дир» и такими грязными ногтями, будто он рылся в битумной яме, спросил:
– А сколько это, миллиард?
– Тысяча миллионов, – ответил толстяк, и какой-то парнишка, одетый в бейсбольную форму, беззвучно пошевелил губами, как делают в церкви, изображая пение.
Тысяча миллионов долларов…
За другим соседним столиком пожилая леди поправила очки на носу, а ее муж приник к газете. Нечто похожее происходило за другими столиками, где сидели домохозяйки в дорогих одеждах и патрульные полицейские в форме.
Джек подождал официантку, а когда она подошла, спросил, из-за чего весь ажиотаж.
– А вы не слышали? – Женщина вынула из-за фартука сложенную газету и положила на стол. – Все об этом только и говорят.
Она отошла, а Джек раскрыл газету и увидел сообщение о том, что миллиардер Уильям Бойд, из Нью-Йорка, обнаружен мертвым в Пустоши.
Смерть Уильяма Бойда
Отправляясь на охоту, Уильям Бойд старался удерживать радость в себе и никак ее не показывать. Он не улыбался, не говорил без необходимости – ибо вообще терпеть не мог болтунов. Той же линии поведения придерживался и Киркпатрик. Подготовка напоминала религиозный ритуал: подъем по будильнику в четыре часа утра, тщательный выбор одежды и снаряжения, тройная проверка всего и укладка с таким расчетом, чтобы минимизировать шум. Шум столь же губителен, как запах, и оба мужчины были верными служителями в церкви охоты. Каждый принял ванну со специальным мылом, смазал оружие специальным, не имеющим запаха маслом. Там же, в ружейной комнате, когда снаружи еще было темно и тихо, они поели в последний раз за столом, освещенным маленькими лампами, тогда как все прочее – картины, шкуры, оружие – осталось в тени. Ничто не нарушало тишины, кроме звона серебра о фарфор, но радость проскальзывала в аккуратных движениях, отполированной латуни и взглядах, когда встречались глаза. Они знавали места мрачнее этих и утра темнее этого; и в узах доверия, уважения и крови тоже была радость.