Мастерская Митьки располагалась у одного из рынков в полуподвале. Примерно раз в год опер заходил к сапожнику. Вопросов лишних не задавал, иногда выпивали по стакану, говорили о политике, футболе, о творящемся беспределе. Митька от воровских дел отошел, но порой к нему обращались за советом. Однажды Гуров пристроил к Митьке в помощники запутавшегося в жизни парня Сережку Бестаева, которого собрался было вербовать, но передумал.

После встречи с Золотаревым, анализируя полученную информацию, Гуров пришел к выводу, что Волох на самом деле хочет поменять крупную сумму награбленных рублей на валюту. Конечно, это могла быть и ловушка, сыщик подобный вариант не исключал, только здесь неизвестно, кто охотник, а кто зверь.

Золотарев не сказал самого важного: кто согласен произвести обмен, примерно в какие сроки. Сейчас Гурову лезть было просто некуда. И вообще, он был человеком смелым, но не самоубийцей, и подставлять голову не собирался. А вот что Волох ищет возможность обмена, это, видимо, факт, и очень даже интересный.

И Гуров начал перебирать картотеку своей памяти в поисках человека, знающего воровской мир, законы, с которым можно было посоветоваться. И наконец всплыл Митька. Сыщик знал, старый вор убийц не уважает. А группировка Волоха была по маковку в крови. Это совсем не значит, что Митька кого-то из банды сдаст. Но поговорить со старым "законником" было делом отнюдь не лишним.

Гуров припарковался у рынка, направился к подвалу, но тот исчез. На его месте стояла деревянная палатка, имеющая странную надпись: "Можно починить обувь". Вдоль палатки тянулась скамейка, на которой размещалась очередь. Возможно, то была единственная очередь в Москве. Люди носили обувь до ее естественной кончины. Неожиданно настало время, когда починить туфли стало проблемой. Богатых людей она не касалась, а бедные сидели на деревянной скамье и ждали своей очереди.

Гуров хотел войти в мастерскую, но женщины возбужденно загалдели, одна заявила:

— Молодой человек, очередь видите?

— Я к мастеру по личному вопросу, — Гуров обаятельно улыбнулся, — мне не требуется ничего чинить.

— Вот и подожди обеденного перерыва! — решительно сказала другая женщина, прижимая к груди потертые сапоги.

Сквозь стекло изнутри мастерской Гурова увидел упомянутый выше Сергей Бестаев. Некогда парень слишком следил за своей внешностью; сейчас, в рабочей одежде, чумазый, он нравился Гурову больше. Он открыл дверь, встал на пороге, уперев кулаки в бока, и громко спросил:

— Гражданочки-мадамочки, можно я друга в хату пущу?

Бестаев занимал в мастерской вторую позицию после хозяина, и вообще вопрос был чисто риторическим. Гуров кивком поблагодарил расступившихся женщин, прошел внутрь. Вдоль стен располагались станки, работало несколько человек, хозяин тоже что-то тачал, сидя на небольшом возвышении.

— Здорово, Дмитрий Батькович, — Митькино отчество Гуров если когда и знал, то забыл начисто.

Они не виделись больше года. Митька сильно поседел, что облагораживало его, подчеркивало природную смуглость. Сейчас он возился с парой женских туфель явно заморского происхождения, головы не поднял, на гостя не взглянул.

— Суров, особенно когда работа не ладится, — заметил Бестаев.

— Рад тебя здесь видеть, — ответил Гуров. — Ты похож на русского мастерового с гравюры прошлого века. Молодец.

— Прежнее забыто и похоронено, Лев Иванович, — Серега сверкнул сахарными зубами. — Вы знаете, сколько я зарабатываю? Особо крутые из района у меня в должниках ходят.

— Извиняй, Лев Иванович, — Митька слез со своего дощатого настила, подошел. — Живой. Большое дело по нынешним временам. — Взглянул на часы, сказал громко: — До обеда пятнадцать минут, я с гостем в контору пройду. — Он кивнул Сергею. — Пригляди тут без меня.

Контора оказалась довольно просторной комнатой, обставленной скромно, но современно. Особенно умилило Гурова, что на письменном столе было два телефонных аппарата. За одним сидела миловидная девушка лет двадцати.

— Елена, иди обедай, телефон отключи, он нам мешать будет. — Митька снял фартук, сел за стол, жестом пригласил присесть и Гурова. — Значит, живой, большое дело. — Он говорил легко, а смотрел настороженно.

— Дмитрий, я мимоходом, вспомнил по старинке, — сказал Гуров, оглядывая стол. Не найдя пепельницу, спросил: — У тебя курят?

— Тебе можно, — Митька подвинул блюдце. — Я от дел-то отошел, что ты мимоходом заглянул — врешь, у тебя времени на то нет.

— Волоха знаешь? — прямо спросил Гуров и закурил.

— Как и все в округе, знаю, что верх держит, людской крови не жалеет. Он летом заходил ко мне, не сговорились.

— Серьезный мужик или больше рисуется?

— Вполне серьезный, старой закваски, полагает, что шибко хитрый, — ответил Митька.

— Полагает, — повторил Гуров, — значит, не шибко.

— Так, почитай, каждый считает себя умнее, чем он есть на самом деле, — философски ответил Митька. — Волох стволов тридцать в кулаке держит, да еще прикупить способен.

— Серьезно, — согласился Гуров. — Вроде гражданская кончилась, РУОП на месте сидит, не тесно им?

— Уживаются. Все пригрелись, у каждого свое гнездышко, крыша не течет. Умный от добра добра не ищет. Известно, худой мир лучше доброй ссоры.

— Какой же мир, когда людей убивают!

— Так чужих, а они не в счет.

Гуров видел, разговор старому мастеру не нравится. Бывший вор в законе упирается, хочет беседу свернуть. Сыщик взглянул на потолок, заметил:

— Добротно у тебя, нигде не течет. Ты где же такие деньги взял и как с властями уладил?

— Деньги банк дал, власти налогом обложили, плачу, немного остается. Да я, Лев Иванович, никогда так не жил. Почет в округе, словно я не сапожник, а депутат какой. — Улыбка с лица Митьки пропала, взгляд стал недобрым. — Ты, Иваныч, не крути, говори, чего надо.

В дверь постучали, девушка принесла поднос с тарелками, изящный хрустальный графинчик, две рюмки, обратилась к Гурову:

— Вы горячее будете?

— Нет-нет, спасибо. Я рюмку выпью да побегу.

— Простите, — она расставила приборы. — А иномарочка у павильона "Цветы" стоит случайно не ваша? У меня поинтересовались.

— Моя! — повысил голос Дмитрий. — Передай, гайка пропадет, голову отвинчу.

— Разумеется, хозяин, разумеется, — девица исчезла.

Митька наполнил хрустальные рюмочки, раньше он пил из граненого стакана, сказал:

— Здоровья. Зря ты пришел, совсем не вовремя.

— Я пришел и ушел, считай, разговора не было, — ответил Гуров. — Тебе, Митя, совсем не так мягко, как ты хочешь мне показать. Тебя Волох в команду звал, ты отказался. Он тебя оброком обложил, грозится сжечь.