– И что было потом?

– Потом пошли письма. Сначала – десятками, потом сотнями, тысячами. Люди писали, что я в прямом смысле слова спас им жизнь. Или их детям. Это, собственно, и было для меня главным подтверждением того, что я поступил правильно. Во всяком случае, курю я не от того, что у меня тяжелая жизнь. Иногда, кстати, бросаю. Как-то не курил восемь лет, но потом умер мой отец, и я снова начал покупать сигареты. Потом бросил опять, но вскоре из жизни ушла мама… Все, что мне от них осталось, – эти три кольца с драгоценными камнями. Отцовское, материнское и то, что отец подарил маме, когда они усыновили меня. Эти кольца сделаны таким образом, что соединяются в одно целое. Я никогда их не снимаю.

Что касается моей послеспортивной жизни, даже ломки особенной не было. Я стал играть в театре, участвовал во всевозможных бродвейских постановках, то есть занялся именно тем, чему меня в свое время учили в театральной школе. Своего рода отложенная профессия, можно сказать. Живу я в том же доме, что купил в Калифорнии еще до Игр в Сеуле. Для меня Малибу – это возможность жить уединенно и быть очень близко к дикой природе. Многие места представляют собой совершенно нетронутые уголки дикой жизни. С оленями, койотами, очень красивой растительностью. Мало кто понимает, насколько тяжело постоянно находиться на виду у множества людей, каждый из которых ждет от тебя соответствия каким-то собственным представлениям. У меня дома четыре собаки, и я очень ценю их общество, поскольку понимаю, что это – единственное общество, которому нет дела до того, кто я такой, насколько знаменит или богат. Они просто меня любят. А я – их.

Вадим Богиев медленно и, как мне показалось, предельно устало снял с шеи золотую медаль, сошел с пьедестала и опустился на колени в центре ковра. Снял заранее расшнурованные туфли-борцовки, из-за пазухи бережно вытащил мокрое от пота трико и положил рядом. Поцеловал ковер. И, уже не оборачиваясь на сиротливо лежащие вещи, вновь направился к пьедесталу. Над трибунами повисло недоуменное молчание.

– Так прощаются навсегда, – произнес за моей спиной на трибуне кто-то из борцов. – Он что, с ума сошел?

Через несколько минут Богиев подтвердил в телевизионную камеру:

– Я ухожу. Это решение – окончательное.

А еще чуть позже, когда, все еще не веря услышанному, я разыскала его в тренировочном зале, Вадим вдруг очень по-взрослому сказал:

– Знаете, я где-то прочитал: «Жизнь – это то, что происходит вокруг, пока мы строим иные планы». Вот мои планы. – Богиев вытащил из-за пазухи медаль. – Золотая – я на зуб пробовал. Только все равно не хочу, чтобы жизнь проходила мимо…

* * *

Я очень любила работать на соревнованиях по борьбе. Отчасти – из-за Мамиашвили, к которому всегда испытывала глубокую симпатию и благодарность за тот давний «автомобильный» случай нашего знакомства. Отчасти – из-за Карелина, с которым мы по-настоящему подружились после Барселоны и за всеми выступлениями которого я, соответственно, следила. Отчасти потому, что на борцовских соревнованиях я всегда встречала множество знакомых еще со времен монреальской Олимпиады людей, с которыми выступала в одной команде. Ваню Ярыгина, Сослана Андиева, Левана Тедиашвили…

Но главная причина заключалась, пожалуй, в том, что борьба дарила массу непередаваемых эмоций. Этим, наверное, и отличаются единоборства от любой другой спортивной категории. Два человека, которые бьются за одну медаль, – что может быть более напряженным, бескомпромиссным, а порой – откровенно жестоким и кровавым?

За четыре месяца до Игр в Атланте в полуфинале девятого для себя чемпионата Европы, который проходил в Будапеште, Карелин был травмирован. В поединке с белорусским борцом Василием Дибелко у него оторвалась большая грудная мышца. Травму нельзя было даже обезболить – мышца оторвалась прямо под плечевым суставом, и слишком велик был риск затронуть нервные окончания. Сняться с турнира Карелин отказался категорически. Кроме обычных капитанских аргументов («Вышел на ковер – борись»), был и еще один: с трибуны за Карелиным наблюдала его жена Ольга. Каким-то непостижимым образом он выиграл тот финал и, посадив Ольгу на самолет, поехал в госпиталь.

Из гематомы тогда откачали полтора литра крови. После операции, которая шла почти три часа, ведущий хирург Венгрии Иштван Беркеш сказал, что полноценно тренироваться Карелин сможет через два месяца. Хотя сам борец не сильно обольщался: лица врачей на консилиуме были достаточно красноречивы.

Единственное, о чем он тогда попросил хирурга, – чтобы подробные данные об операции не публиковались хотя бы пару месяцев. Понимал прекрасно, что соперникам совершенно ни к чему знать об этом.

Беркеш обещание сдержал. А спустя четыре месяца Карелин третий раз стал олимпийским чемпионом.

В зале для пресс-конференций на него было страшно смотреть. Александр опустился на стул и закрыл глаза. Я тихонько подошла к столу и, не решаясь побеспокоить, положила перед чемпионом фотографию. Этот снимок, сделанный на одном из тренировочных сборов нашим фотокорреспондентом, явно понравился Карелину. И он как-то обмолвился, что очень хотел бы его иметь.

Когда Александр увидел фотографию, у него не нашлось сил даже поблагодарить: он лишь кивнул и снова закрыл глаза, поудобнее пристроив рядом с собой на столе больную руку.

Когда-то он пришел в борьбу, отчаянно мечтая стать чемпионом мира. А в Атланте сказал: «Все чемпионаты мира, вместе взятые, не стоят Олимпийских игр…»

* * *

Самое страшное для спортсмена – проиграть Олимпиаду на последней секунде выступления. Так в Атланте проиграл пятиборец Эдик Зеновка: споткнулся за метр до финиша и упал, не дотянувшись до черты. На последней секунде в олимпийском бассейне проиграл Андрей Корнеев.

На огромном экране в пресс-центре тогда долго повторяли этот заплыв в замедленной съемке: Корнеев – плавно делает завершающий гребок на двухсотметровой дистанции брассом и столь же плавно касается финишной стенки. Третьим. Он лидировал 199 метров. А на последнее финишное усилие не хватило сил…

За шестнадцать лет до Игр в Атланте телевидение так же безостановочно гоняло точно такой же заплыв брассом у женщин на Играх в Москве. Последний гребок лидера – Светланы Варгановой, две руки, тянущиеся к финишному бортику, и следом табло, высветившее результат: 2.29,54. И имя чемпионки – Лина Качюшите.

Победа Вадика Богиева – невысокого парнишки, который в обычной жизни, когда знакомился с девушками, для солидности называл себя Вольдемаром, была из той же серии: на последних секундах основного времени он провел прием, который после не смогли мне объяснить ни трехкратный олимпийский чемпион Александр Медведь, ни двукратные – Ярыгин и Андиев.

Еще более необъяснимой стала победа в более тяжелой категории Хаджимурада Магомедова.

В финале Хаджимураду предстояло бороться с корейцем по имени Ян Хьюн Мо. Слабых борцов в сборной этой страны в Атланте не было. Это признавали все. Называли и причину: с тех пор как президентом национальной федерации стал некто Ли – ни много ни мало владелец компании Samsung Electronics, – в стране начался борцовский бум. Благодаря покровительству Ли финансовые дотации борцовским клубам стали зашкаливать за любые разумные пределы. Соответственно, появились и результаты.