Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Кум Виторино, не будем говорить об этом.
— Боитесь, кум Жозе Амаро?
— Я не боюсь, чего мне бояться. Просто я не хочу больше слышать эту чепуху.
Виторино на мгновение замолчал. Кобыла била копытом. Из дома доносился громкий голос старой Синьи.
— Кума сегодня не в духе. Женщины все одинаковы. Я тоже оставил свою жену дома в плохом настроении.
Мастер Жозе Амаро сделал вид, что ничего не слышит. Виторино, сидевший на табуретке, так ничего от него и не добился. Лицо мастера было непроницаемым, он смотрел на кожу, которую обрабатывал, не поднимая глаз на капитана. Прошло несколько минут. Но Виторино не сдавался:
— Кум, я сказал вам это потому, что вы мне друг. Но если я вас чем-то обидел, считайте, что нашего разговора не было.
— Я не обиделся. Мне известно, что про меня распускает всякие слухи эта сволочь Лаурентино.
Виторино наконец добился своего. Шорник заговорил:
— Однако эти кабры глубоко ошибаются. Такого человека, как я, не запугаешь. У меня в жизни ничего не осталось, я стою одной ногой в могиле, но лучше пусть меня не трогают.
Лицо Виторино просияло.
— Вот именно, кум Жозе Амаро, вот именно. Я как раз об этом и говорю. Первый кабра, который полезет ко мне, получит по заслугам. Я разделаюсь с ним ножом. Заколю гада.
Мастер почувствовал себя неловко и снова замолчал. Возле дома заскрипели повозки из Санта-Розы — десять повозок Жозе Паулино, груженных сахаром, везли богатство полковника на станцию. Возчик Мигел почтительно снял соломенную шляпу, приветствуя мастера и капитана Виторино. Мальчишка, восседавший верхом на мешках, крикнул:
— Кусай Хвост! Кусай Хвост!
Виторино вскочил и, схватив прут, рванулся к мальчишке. Полы его фрака разлетались на бегу. Мигел успел предупредить мальчика. Старик подбежал к возчику и сказал резким тоном:
— Положите этому конец, иначе я сверну негодяю шею.
Возчик, улыбаясь широкой, доброй улыбкой, успокоил капитана Виторино:
— Сеу Виторино…
— Потрудитесь называть меня капитан Виторино.
— Капитан — простите меня. Когда я прибуду в энженьо, я пожалуюсь полковнику.
— Пожалуетесь или нет, не имеет значения. Это дело рук Жуки, подлость этого нахала. Он каждый день подсылает мальчишек оскорблять меня.
Остальные возчики громко хохотали.
— Первому щенку, который посмеет хулиганить, я надеру уши.
Виторино размахивал кнутом, как рапирой. Возчик распростился, и повозки опять заскрипели. Над дорогой поднялась густая пыль. Пот катился по полному лицу капитана. Скрип колес заглушал его гневный голос:
— Негодяи! Дождутся, что убью одного из этих подлецов.
Шорник увидел задыхавшегося кума, и ему стало его жаль. И хотя его раздражала заносчивая болтовня друга, он вдруг понял, что тот тоже страдает, как и он.
— Да, это верно, кум, порядочный человек не может жить в этом краю.
Оба замолчали. На дороге из Пилара неожиданно появился Торкуато. Его вел новый поводырь, длинноволосый желтолицый мальчик с запавшими от голода глазами.
— Добрый день людям добрым! Кто это там с мастером Жозе Амаро?
— Это я, Торкуато.
— А, капитан Виторино Карнейро да Кунья. Да будет долгой ваша жизнь, сеньор капитан. Уже давно я не имел чести говорить с моим белым господином.
Этот почтительный тон сразу же исцелил Виторино от недавней обиды.
— Откуда идете, сеу Торкуато?
— Из Итабайаны, капитан. Я пробыл там два дня, не мог вернуться, так как заболел мой поводырь Антонио. Я оставил мальчугана с оспой в благотворительной больнице.
— Что, разве в Итабайане оспа?
— Не знаю, капитан. Мальчик свалился в Маракаипе, у него был сильный жар и боль во всем теле. На другой день он покрылся волдырями. От него в ужасе шарахались. И получилось так, что мне, слепцу, пришлось идти самому, пока я не нашел добрую душу, которая отвела меня в благотворительную больницу.
— В Гравато тоже оспа?
— Не знаю, капитан. Мастер Зе, как ваше здоровье?
— Лучше, сеу Торкуато, слабительное из картофеля вернуло мне силы.
— Я хотел бы поговорить с вами.
Шорник поднялся и вышел.
— Ну, я пошел, — обиженно сказал Виторино.
— Подождите, капитан, я только скажу мастеру пару слов. Не сердитесь на меня, сеньор.
И они отошли в сторону. Поводырь с удивлением смотрел на костюм капитана. У мальчишки были удлиненные, прищуренные глаза и сморщенный, как у старика, рот. Виторино стало не по себе от этого пристального взгляда.
— Ты что уставился на меня, как на зверя?
Бедняга опешил от этих слов. Хотел что-то ответить, но от страха ничего не мог вымолвить. Капитан сказал:
— Не нравятся мне эти секреты. Я пошел.
И он направился в сторону питомбейры, где была привязана его кобыла. Мальчик взглянул на серый фрак капитана и прыснул со смеху, забыв о своем страхе. Виторино разъярился:
— Ты чего ржешь, паршивец?
Подошли шорник и слепец.
— Уже уходите, кум?
— Я здесь лишний, кум Жозе Амаро, мне нечего делать в этом доме. Виторино да Кунья не такой человек, чтобы молча сносить оскорбление.
— Какое оскорбление, кум?
— Что ж, по-вашему, этого хамства мало?
— Капитан, не обижайте так бедного слепого. Кто я такой, чтобы наносить оскорбления капитану Виторино Карнейро да Кунья?
Виторино смягчился, но, взглянув на поводыря, который снова рассмеялся, уже не мог сдержать своего негодования.
— А тут еще этот щенок смеется надо мной.
— Кто, капитан?
— Этот желтый.
— Северино, ты что натворил?
И слепец кинулся к поводырю, желая схватить и наказать его. Но мастер Жозе Амаро вступился, став между ними, чтобы успокоить Виторино:
— Ничего особенного, сеу Торкуато, просто мальчик не привык к куму.
— Северино, — крикнул слепой, — это капитан Виторино Карнейро да Кунья, белый человек, к которому нужно относиться с уважением. Попроси у него прощения, Северино.
— Не надо, сеу Торкуато. Только вот что я вам скажу: я не зверь, чего ко мне привыкать?!
— А кум все на себя принимает? Давайте-ка присядем.
— Не могу. У сеньоров свои секреты, а у меня — свои дела.
И он взгромоздился на тощую кобылу. Уже сидя на лошади, которая прогнулась под его тяжестью, он сказал:
— Я нигде не лишний, без меня обойтись трудно.
И горько улыбнулся. Фалды фрака покрывали тощий круп лошади. Желто-зеленая лента развевалась на ветру. Пришпорив кобылу, он ожесточенно взмахнул хлыстом и исчез за поворотом. Мастер Жозе Амаро на мгновение замолк, но слепой Торкуато снова заговорил:
— Капитан Виторино зря рассердился. Я люблю этого старика. Он человек с добрым сердцем, но не мог же я говорить в его